против сгиба, и без стука опали обратно.
Я присмотрелся и как-то все понял. Дело было несложным, но размаха рук мне явно не хватало. Я показал на дедовы ноги и сказал:
– Диль, сядь тут и закрой глаза.
– Зачем?
– Закрой глаза, я сказал.
– А что ты делать будешь?
– May qap, küzläreñne yab![8] – прошипел я, и неожиданно подействовало – опять.
Дилька зажмурилась, всей рожей показывая, как недовольна. Я вставил ей в кулак спицу.
– Держи. Крепче, вот так. Руками не шевели, просто держи и не выпускай, поняла? Ни за что не выпускай. Держишь? Хорошо. Теперь, Диль, представь, что у тебя под этой рукой стол, и, когда я скажу, резко стукни по нему. Кулаком так – р-раз. Поняла?
Дилька кивнула.
Я присел у лопаток деда, прислонил спицу к темени так, чтобы из кулака крошечный кончик выглядывал, и сказал:
– Бей.
В этот раз дед дернулся как ракета со старта, прямо в кулак. Череп я ему не проткнул, Дилька с ног не слетела, только ойкнула, зато руку мне здорово обо жгло, хотя я перехватил спицу, едва на нее сквозь седой дедов ершик выплеснулся синеватый гной, жгучий и морозящий, как ток. Я не заорал и не выругался. Нельзя Дильку пугать. И нельзя ругаться на охоте.
К приезду врачей рука уже отошла, даже бледный след в виде слегка перечеркнутой дуги, словно от края банки с перемычкой, исчез. А бардак не исчез.
– Господи, что у вас такое? – сказала, застыв на пороге, врач, полноватая красивая тетка с черными-пречерными глазами. – Ну и запашок. Был на квартиру налет?
Я помотал головой, хоть мог продолжить это стихотворение, мы его в садике учили. Нет, не мог – ни настроения не было, ни сил. Я имею в виду, помнил я этот стих.
Врач сказала, продолжая озираться в дверях:
– Мальчик, а на прошлой неделе не ты?.. Так. Вы сами здоровы-то? Чего несвежие такие?
Я украдкой посмотрел на Дильку, которая неласково таращилась на врача сквозь очки, и пожал плечами. По-моему, мы выглядели сильно лучше, чем вчера или пару дней назад.
Голуби за окном исчезли, а кот сидел у Дильки на руках. Он прощелкал все сражения в прихожей и выполз из Дилькиной комнаты, когда я уже оттаскивал деда в спальню. Выполз в основном для того, чтобы соваться мне под ноги и отскакивать с очень недовольным видом. У него и сейчас вид был недовольный и высокомерный. На врача кот не смотрел. Зевал, глядя Дильке за плечо, где не было ничего, кроме стенки с обоями.
Врач качнулась вперед, но шага не сделала, а осведомилась:
– Родители дома?
Я кивнул и показал рукой в сторону зала с диваном. Врач посмотрела на меня с интересом:
– А ты вообще говорить умеешь?
Я кивнул. Стоявшая рядом Дилька хихикнула и пробормотала: «Уже да». Смешно ей.
– Ну что там, Эльвира Рифатовна? – спросили из-за спины врача. Она сказала, не поворачиваясь:
– Да тут Махно прошел,
Прикуси язык, рот закрой!
