ничего из жизни того, кого ты знаешь или любишь. Вопреки теории мультивселенной. Лично я безумно завидую тому, что видят другие.
– Для этого и придумали искусство.
– Намекаешь, что чувства нам навязываются?
– Разумеется. В нашем-то перегруженном сторонними образами мире. Плюс к этому люди не замолкают, тут и их видения не нужно – всё преподнесут на блюде.
– Но при этом большинство людей вовсе не хочется слушать. Хотя я и пытаюсь их опытом заполнить пробел узости своего. Потому что я только человек… А хочется знать чуть больше, чем нам дано. Не выдумать, а знать.
– А как же априорное знание и солипсизм?
– Не впечатлена.
– Как и я. Как-то меня назвали слишком рациональной.
– А я идеалист, но лишь в сфере чувств. Во вселенной ничего идеалистического быть не может, она всё больше расшифровывается математикой. Даже то, что мы называем чудесами или интуицией, рано или поздно возведётся в чёткий описанный алгоритм, когда переломит и снобизм учёных голов, и невежество примет.
– Сомнительно, что когда-то это расшифруют.
Мира рассмеялась.
– Всё же твой пессимизм невыносим.
– Я к тому же меланхолик.
– У нас похожий темперамент, но я оголтело пытаюсь перебороть его, особенно зимами. Стоит только отойти с намеченной тропы света и понимания – погрязнешь в темноте.
– Может, ты просто сильнее.
– Ты такая утончённая, выверенная, всё ты понимаешь… И не перестаёшь отмачивать такие фразы.
Обе улыбнулись, погрязая во взаимопонимании.
– Почему проявления жизни так трагичны? Оттого ли, что мы усиливаем чувства, которые, по нашему мнению, испытывают другие? Или потому, что трагедия интереснее, чем счастье? Счастье мы допускаем у себя, но не у других. Мы не можем поверить, что другой человек может быть счастлив тому, что у нас вызывает приступы паники или омерзения.
– Почему ты говоришь такое? – тревожно отозвалась Мира.
– Нет людей, у которых всё хорошо.
– Это с какой стороны посмотреть. Дело здесь в нашей цивилизации, в раздробленности людей.
– Сама обожаешь эту раздробленность.
– Да, без неё мне нет счастья. Если бы кто-то влезал в мой дом и постель, если бы ежечасно нужно было быть на виду, я бы двинулась. Но и без отблесков на меня людей с их теплотой так мутно порой на сердце…
– Ты – как Солнце, а говоришь такие вещи, – с утончённой улыбкой произнесла Варвара.
Мира зарделась, скрывая свой путаный восторг от похвалы. Вот оно – наконец-то её тёплое отношение к кому-то отразилось на ней самой, а не кануло в небытие.
– Не терплю, когда на человечество сваливается столько критики. «От людей больше зла, чем добра», – значит, зла больше именно от тех, кто говорит такое, и они продуцируют его на собственную картину Вселенной. Вот к ним бумеранг и возвращается. И некого становится винить в своих проблемах. Человечество показывает
