вы бы до них и докапывались с медицинским оформлением, хоть и посмертно… Или они вам тоже чего-то пообещали, а вы уши развеселили?
– Нет, в этом плане ваши упрёки несправедливы: у нас здесь все равны. Конечно, имеются VIP палаты, но это чистая формалистика. Лекарство-то для всех одно и тоже, а от смерти ещё никто не вылечивался.
– Много вы знаете. – Евпсихий Алексеевич хотел-было напомнить про воскрешение Лазаря, но промолчал, поскольку его сутуловатый собеседник мог излишне вспылить при упоминании о библейских чудесах, и в отместку напридумывать для Евпсихия Алексеевича каверз.
– А что касается насилия… Так это как в детстве: проявление агрессии всего лишь выражает панический намёк на любовь!
– И часто вас били в детстве?
– Гм. – вот тут сутуловатый субъект обиделся и жутковато скрипнул зубами. – У меня не было детства. У меня, можно сказать, и прошлого-то не было. А вот у вас не будет будущего.
– Вы за это ответите! – слабенько пригрозил Евпсихий Алексеевич.
– Отвечу. – пообещал субъект.
– Очканул, дядя? – подмигнул Евпсихию Алексеевичу гугнивый санитар и принялся озабоченно шарить в карманах халата. – Ща тебе вставят по первое число, тут у нас не курорт… А где же ключ от палаты?
– У тебя, у кого же ещё! – принялся озабоченно принюхиваться крысиным носом Уфир. – Ищи давай!
– Да нету, потерял! – санитар вывернул правый карман наизнанку и указал на дырку: – Вот отсюда ключ вывалился наверняка. Что теперь делать?
– Что теперь делать… – Уфир поковырялся пальцем в дырке, пробуя её на дальнейшую прочность. – Кастелянше отдай зашить – она баба сноровистая.
– А ключ-то где взять? Без ключа-то мне дверь не открыть! – всхлипывающим баском посетовал санитар.
– Ты, братец, теперь будешь называться у нас «маша-растеряша». Хорошо, что у меня запасной ключ имеется.
– Поумней ничего не мог придумать? – обиделся гугнивый санитар на «машу». – Открывай давай.
Дверь с праздничным ветреным шумом распахнулась, санитары хамовато скувырнули Евпсихия Алексеевича с тележки на пол палаты и указали на ближайшую кровать:
– Располагайся!!
– Вот чёрт!! – потёр ушибленное предплечье Евпсихий Алексеевич и даже вознамерился плюнуть.
– Сам убирать за собой будешь. – предостерёг его Уфир. – У нас здесь слуг отменили ещё после октябрьской революции. Нравственное ущемление они, видите ли, испытывают при виде таких забулдыжек, как ты. Пьянь.
«Ничего, Евпсихий Алексеевич, поболит и перестанет. – утешал нашего невольного героя кроткий голос Анны Ильиничны. – Ничего не бойтесь, я с вами.»
Металлическая дверь покорно захлопнулась, сутуловатый субъект каркнул что-то пустяковое, но вызвавшее астматический смех у санитаров, после чего послышались удаляющиеся шаги всех троих.
