вставила София.
– В груди его уже нет, – пропустив замечание, задумчиво произнесла Хельма.
– А где же оно?
– У твоего двойника.
– У моего? – и тут же спохватившись, поправился: – А разве он есть?
– Человек сам творец своей личности, – голос Хельмы был спокоен. – И постоянно отбивает от неё массу ненужных осколков. Но выбросить не может – носит с собой до конца. А «ненужность» у каждого своя. Некоторые считают лишними свои слабости: доброту, сострадание, порядочность. Ну очень мешают. Хотят быть сильными, мужественными, а значит, жестокими.
– Зато как нравятся женщинам! – воскликнула София.
– Если всё идёт как надо, становится препятствием чужая жизнь – перешагивают и через неё, – подруга словно не замечала реплик. – Всё идёт по плану… и в ваше время! – Хельма усмехнулась. – Правда, иногда приставляют обратно. Как Пушкин…
– «И с отвращением читаю жизнь мою!» – зло засмеялась София. – Довести до конца мы ему не дали! – И, как-то подозрительно глянув на Хельму, добавила: – Что-то ты странно ведёшь себя, милая.
– Но если осколков становится слишком много, – продолжала Хельма, не смутившись, – достаточно для второго – он появляется. И забирает твоё имя. А потом и сердце, даже спрятанное уже в камне.
– Как это появляется?
– По-разному. У одних живым, ты видел подобное.
Сергей вздрогнул, но остался неподвижным.
– Для того, чтобы говорить правду тому, первому. Бывает, правда заканчивается, и они больше не встречаются. А бывает и наоборот – говорить есть что, все больше и больше.
– Журфиксы приобретают неслучайный характер! – усмехнулась София. – Но высказаться все равно не успевает!
– Тогда двойник переполняется ею и забирает сердце. Первому оно больше не нужно.
Сергей, машинально приложив ладонь к груди, вдруг почувствовал, что удары, как-то странно двоясь, еле слышны. – Просто мне кажется, всё в порядке, мне так кажется… – повторил он, изо всех сил сжимая зубы.
– Не бойся! – бодрый голос Хельмы звучал спасительно. – Это происходит не сразу, а постепенно. И нисколько не больно. Миллионы живут не чувствуя. И поют, поют, поют. И снимаются, и ставят, и пишут… Просто существуют.
– Даже не заметишь! А как случится, ты наш! И согласия твоего никто не спросит! – София хлопнула в ладоши и, подбоченившись, приняла вызывающую позу. – Правда, Камилла почувствовала это мгновенно, как только пообещала мстить.
– Мстить? Кому?
– Такому же, как ты, как все вы, мужчины! Ведь она не сразу стала Боргезе. Полина – её награда за другой поступок. Стерва, – по-прежнему улыбаясь, сквозь зубы выдавила Софи. – Потому и не старела двадцать лет, всё ждала его. На золотой постели. Уж здесь-то оторвалась!
– Кого ждала?
– Кого-кого, Регонда, – она метнула взгляд в сторону Хельмы. – Зато как старела дожидаясь… уже в замке. Как старела! Но
