пьяная жалость к себе.
Не хватало только одного, но зато самого важного – информации о герое дня Джиме Айренхарте. Читатели захотят получить мельчайшие подробности, но пока она знала лишь его имя и то, что приехал он из Южной Калифорнии.
Холли не спускала глаз с коричневого саквояжа, стоявшего у двери раздевалки. Ей до смерти хотелось расстегнуть замки и заглянуть внутрь. Сначала она не поняла, откуда такое желание, но потом сообразила – сработал профессиональный навык или врожденное любопытство: человек с дорожным саквояжем на этих тихих улочках сразу привлекал внимание.
Звук отворяемой двери заставил Холли виновато вздрогнуть, как будто ее поймали роющейся в чужих вещах. Перед ней стоял Джим. Он причесал свои густые каштановые волосы и постарался отряхнуть грязь с белых брюк. Левый ботинок был порван и измят.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Холли.
– Отлично. – Он заметно прихрамывал. – Я ведь просил вас: никаких интервью.
– Я не отниму много времени, – пообещала она.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся он.
– Всего несколько слов, что вам стоит!
– Прошу прощения, но героя из меня не выйдет.
– Но вы спасли ребенку жизнь!
– Вы правы, но… в остальном я ужасно заурядная личность.
Что-то в облике Джима заставляло усомниться в этих словах, хотя Холли затруднялась сказать, в чем секрет его обаяния. Высокий мужчина лет тридцати пяти. Стройный, мускулистый. Джим был хорош собой, но ничто в нем не напоминало голливудскую кинозвезду. Да, синие глаза поражали своей удивительной красотой, но Холли была не из тех, кто теряет голову из-за приятной внешности.
Он взял саквояж и зашагал по коридору, прихрамывая на левую ногу.
– Вам необходимо показаться врачу. – Холли догнала Джима и пошла рядом.
– Пустяки, у меня всего лишь растяжение.
– Все равно это нельзя так оставлять.
– Куплю эластичный бинт в аэропорту или когда приеду домой.
Может быть, ее привлекла его манера держаться. Джим был безукоризненно вежлив, улыбался легко и непринужденно, по виду – настоящий джентльмен со Старого Юга, вот только речь правильная, без малейшего акцента. Несмотря на хромоту, он двигался с удивительным изяществом, и Холли вспомнила балетную легкость его прыжка навстречу мчащемуся грузовику. Грация движений и врожденное благородство в мужчине много значили для Холли, и все-таки главным было нечто иное, то, о чем она смутно догадывалась, но не могла выразить словами.
Они подошли к выходу, и Холли предложила:
– Могу подбросить до аэропорта.
– Я вам очень признателен, но, право, не стоит.
Джим открыл дверь, и они вышли на крыльцо.
– Пешком вы туда не скоро доберетесь.
Он остановился и нахмурился.
– Пожалуй,
