не злись на нее, – сказал Сэм.
– С чего ты взял, что я злюсь?
– Многие злятся. Гиперопека, мол, и все такое.
– Я не злюсь.
– И правильно.
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться:
– А твоя мама…
– Умерла, когда я родился. Я ее не помню.
Мне стало очень холодно, хотя ветер затих.
– А отец?
– Отец… в Лондоне. Кажется, что он всегда там был…
– Что значит «кажется»?!
– Видишь ли, у меня странная избирательная память. Я детства не помню вообще. Наверное, у меня расстройство привязанности. Ничего, что я тебе это говорю?
Я не знала, что ответить. С одной стороны, мне сделалось ужасно его жалко. С другой стороны… он так легко об этом рассказывал. Что, если это его обычная практика – по секрету плакаться девушкам о своих бедах, давить на жалость?
– Забудь, – он отвернулся. – Я сказал лишнее.
По одному его движению мне сделалось совершенно ясно, что он говорил искренне и в первый раз. Что ему непросто было решиться. И что он получил в ответ настороженность и подозрение; уши мои вспыхнули так, что на них опасно натянулась кожа.
– Сэм, послушай, я ведь тоже… Мой отец вроде как бросил мать до моего рождения, но я верю, что не бросил, а с ним что-то случилось. И все, что от него осталось, – кулон…
Я потянулась к амулету – и вспомнила, что потеряла его. Пережила короткий приступ отчаяния, сжала зубы:
– Сэм, я тебя отлично понимаю, но мне проще, потому что от девочек ждут, что они будут говорить о своих чувствах. А мужчины должны молчать, как истуканы, даже если у них сердечная мышца рвется напополам…
Он смотрел на меня. Сквозь маску мажора-зубоскала я вдруг увидела мальчишку, которым он был когда-то, – страшно одинокого, заваленного игрушками из Hamleys, невротика, нарочно забывающего каждый свой пустой и скучный день. Не осознавая, что делаю, я потянулась к нему и положила руки на плечи. Я почувствовала запах его кожи, тепло, доверие, мне захотелось коснуться губами его лица…
В этот момент телефон зазвонил снова. Я не выкинула его с балюстрады только потому, что боялась ненароком кого-то убить.
На дисплее светился незнакомый номер. Я готова была нажать на «сброс», но было поздно. Мой порыв нежности все равно уже захлебнулся, оборвался, оставив после себя стеснение и неловкость. Сжав зубы, не глядя на Сэма, я ответила на звонок.
– Алло.
– Это Дарья Лебедева? – спросил на том конце хриплый незнакомый голос.
– Да…
– Я Миша. Вы мне оставили свой номер…
Я поняла, что не узнала его. Я поняла, что совершенно о нем забыла – о парне, которому осталось жить несколько часов, если мы не поймаем его Тень.
Эгоизму человеческому нет предела. Я страшно упала в собственных глазах, но больше меня напугал его голос. В нем слышался смертельный, запредельный ужас.
– Со мной, – хрипло говорил Миша, – я не понимаю, что происходит.
