в полдник Катька Бориска вместе с другой воспиталкой пили с мамиными конфетами чай из своего персонального чайника и обсуждали какую-то Зинку, которая то ли подцепит себе кого-нибудь на югах, то ли так только поматросят ее да опять забросят. Маму тоже звали Зиной, и она тоже уехала на юг, поэтому Антошка напряженно вслушивалась в не совсем понятный ей разговор и горестно следила, как одна шоколадная бомбошка за другой исчезают за заборами их железных зубов. Лидия Андреевна из третьей группы склонялась к тому, что, «может, Зинке и повезет, баба она собою видная», а Катька Бориска в ответ лишь качала сивыми кудряшками: «Подцепить-то подцепит, да кабы вот не триппер». Антошка не знала, что значит «триппер», на мгновение ей представилось, как вчерашние рыболовы, подцепив маму за руки и за ноги, с криком «поматросим и забросим», раскачивают и забрасывают ее на самую глубину реки, а она смеется и бултыхается, как маленькая, но почему-то все равно показалось, что воспитательницы говорили что-то нехорошее. Поэтому после полдника, во время музыкального занятия, отпросившись «по-большому», она вернулась в группу, где на взрослом столе лежала мамина коробка. Она не знала, что собирается сделать с оставшимися конфетами, то ли спрятать в карман, то ли попросту сразу запихнуть себе в рот все до единой – главное было их спасти. Она понимала, что собирается сделать что-то ужасное, за что накажут, а может, даже отведут в изолятор и сделают укол, но все же отважно приблизилась к коробке, открыла ее… Внутри, в пластмассовых формочках, лежали яблочные огрызки с выеденными семечками, хлебная корка, крошки и два папиросных окурка. Трудно было поверить, что еще совсем недавно здесь лежали кругленькие создания с малиновой начинкой в толстеньких шоколадных брюшках, которые только и ждали, что она прибежит к ним на помощь, но увы. Антошка смахнула слезу и вернулась на музыкальное занятие, когда, страшно задаваясь, дежурные уже раздали металлофоны и группа грянула: «Во саду ли, в огороде девица гуляла».
У музработника Марьванны – хриплый голос и аккордеон, давно ставший частью ее неуклюжей фигуры. Она большая и шумная. Дети любят ее за то, что с ней всегда весело, и уважают за то, что во время войны она была разведчицей и ее наградили медалью «За отвагу». Антошка сама видела, как в День Советской армии та поблескивала на толстом костюме с ватными плечами, в котором Марьванна была похожа на дрессированного медведя. Антошка любит, когда ее хвалят и называют «артисткой», поэтому, несмотря на пережитое разочарование, изо всех сил била деревянными молоточками по металлическим планочкам с написанными на них нотами, громче всех пела, и постепенно досада, так больно схватившая ее за горло, отпустила. Даже то, что Марусин вместо правильных слов исподтишка напевал: «Во саду ли в огороде бегала собачка, хвост подняла, нафуняла, вот тебе задачка», казалось не обидным, а смешным.
После маминого отъезда день посещения стал для Антошки вроде как и ни к чему – все равно никто не приедет. Как и все, каждую неделю она
