о из которых получили широкую известность.
В 1867 году Бюснах стал руководителем театра Атенеум, где было поставлено несколько его оперетт.
Однако наибольшую известность принесли Бюснаху его блестящие адаптации для театра произведений знаменитых писателей. Так, только благодаря ему в театрах Парижа были поставлены спектакли по романам Эмиля Золя, Жюля Кларети и других классиков французской литературы.
Вильям Бюснах является автором нескольких повестей и романов. Самая известная из них – повесть «Подкидыш». Она была написана в 1889 году, и ее сентиментальный сюжет тронул сердца французов. В 1912 году повесть была переведена на русский язык.
Хозяйка парижской гостиницы обнаруживает в одной из комнат симпатичного младенца. Поскольку родителей мальчика отыскать не удалось, его отправляют в приют. Подкидыш подрастает, и растет его желание покинуть стены казенного заведения. Наконец он совершает побег – и с головой окунается в далеко не простую жизнь, где каждый кусок хлеба нужно заработать.
Но мальчика не пугают трудности, он твердо намерен жить честным трудом. Упорство в достижении своей цели поможет ему найти не только верных друзей, но и семью…
Глава I
Гостиница «Дофинэ»
– Сударыня!
– Что вам, Октавия?
– Восемнадцатый номер заперт на ключ. Там не слышно движения, и изо всех сил кричит ребенок.
– Не может быть!
– Уж поверьте мне! Поднимитесь сами и посмотрите.
Через несколько секунд госпожа Мондетур, хозяйка гостиницы «Дофинэ»[1], взяв с собой связку ключей и зажженную свечу, – потому что в начале декабря в семь часов утра бывает еще темно, – поднималась из конторы на третий этаж. Полуодетая, она поспешно одной рукой застегивала пеньюар, а другой подбирала ключ к восемнадцатому номеру, откуда на самом деле доносился жалобный детский крик.
Когда дверь наконец была отперта и хозяйка со служанкой вошли в комнату, у обеих вырвался восхищенный возглас:
– Ах, какой херувимчик!..
На постели отчаянно барахтался хорошенький ребенок десяти-двенадцати месяцев.
На постели отчаянно барахтался хорошенький ребенок десяти-двенадцати месяцев. Крохотные ножки, выбравшись из пеленок, сбросили одеяло, и малыш ожесточенно болтал ими в воздухе.
– Бедняжка, да он совсем замерз! – воскликнула Октавия, поскорее закутывая в пеленки посиневшие ножки ребенка.
– И, должно быть, умирает от голода! – заметила госпожа Мондетур.
Теперь малыш уже не кричал. Удивленный появлением двух женщин, обрадованный их заботой и лаской, он смело рассматривал хозяйку гостиницы и служанку. Его розовый ротик уже складывался в улыбку, хотя в черных глазках еще блестели слезинки. Чепчик сбился на сторону, и черные вьющиеся волоски совсем закрыли лобик мальчугана. Он был так мил, что госпожа Мондетур и ее служанка не могли оторвать от него глаз.
– Я пойду на кухню за молоком, – проговорила наконец Октавия.
Но госпожа Мондетур негодующим жестом остановила ее на пороге двери.
– Что?! Коровье молоко? Такому маленькому ребенку?!
– Но он хочет есть, сударыня!
– Ну, так что же? Он и будет накормлен, но только настоящим материнским молоком.
Она положила ребенка к себе на колени и, расстегнув пеньюар, приложила младенца к груди. Потом, тихо укачивая насытившегося найденыша, снова заговорила:
– Но ведь ребенок не мог попасть сюда сам собой. Кому и когда был сдан этот номер?
– Не знаю, сударыня. Вечером, когда я уходила к себе, эта комната еще не была занята. Очевидно, Батист позже впустил кого-то.
– Тише, крошка засыпает! – перебила ее хозяйка.
– Его надо опять уложить? – спросила Октавия, поправляя подушки и перину.
– Да, но только не здесь. В комнате ужасно холодно.
– А где же, сударыня?
Госпожа Мондетур на минуту задумалась, потом сказала:
– Он такой славный! Положим его в кроватку Лилины.
– А куда мы денем Лилину, сударыня?
– Ты положишь ее на мою кровать. Она может на час или на два оказать гостеприимство этому маленькому бутузу.
– На час или на два, вы говорите?
– Без сомнения. Я думаю, что особа, которой принадлежит малыш, за это время успеет вернуться.
– Я
