сразу. Вокруг дома реяли фантомы. Открыла им Дашенька, которую Удалов качал еще малюткой. Теперь она стала женщиной с бюстом и низким голосом.
– Ой, как я рада, дядя Корнелий! – заголосила Дашенька. – Пошли на кухню, я там ленч разогреваю. Мой-то творит, творит, а потом себе ленч требует.
На кухне было тесно, фырчал кофейник, под потолком покачивались полупрозрачные вампиры.
– Над чем работаем? – спросил Минц.
– Вы не поверите, он ей голову отрезал, сделал чашу и пьет пиво из любимой женщины.
– Кто же это такой?
– Ах, это ж Корнюшон, понимаете?
– А привидения вам не досаждают? – спросил профессор.
Дашенька побледнела, но ответить не успела.
– Это кто же к нам пожаловал? – звонким дискантом запел от двери короткий массивный мужчина в черном парике и с нафабренными тараканьими усами. Одет этот мужчина был по-писательски, в бархатную домашнюю куртку и джинсы. – Вижу, вижу, представители общественности пришли пригласить меня на встречу с читателями?
Петро протянул руку. Они познакомились. От Петро пахло одеколоном.
– Мы к вам, – сказал Минц, – по поводу материализации духов.
– Не понял! – Петро отступил в комнату.
Комната была невелика, в ней стояла двуспальная кровать под атласным, простроченным ромбами одеялом (видно, из приданого), а также письменный стол с креслом перед ним. Разглядеть все это было нелегко, потому что комната была полна привидениями. Но привидения еще не сформировались, они были почти прозрачны, они меняли позы и форму, они готовились стать фантомами, а пока были лишь дымом…
– Вот, – сказал Петро. – Пишу гусиным пером, как мой учитель Сашко Пушкин.
Атмосфера в комнате была неприятная. Хоть образы писательского творчества не вошли еще в более плотное состояние, Удалову показалось, что он вступил в воду, полную лягушачьей икры.
– Ну вот, – сказал Минц. – Это мы и имели в виду. Здесь они зарождаются.
– Не понял, – ответил писатель, приподнимая сбоку парик, чтобы почесать висок. – Что за претензии?
– Вы заполонили весь город своими драконами и роботами! – не выдержал Удалов. – Детей на улицу люди боятся пускать. И мы просим, чтобы вы держали их при себе.
– Это что же такое? – удивился писатель. – Получается, что вы надеваете оковы на мое вдохновение? Ну, это так не пойдет! Я в ПЕН-клуб буду жаловаться!
Но форточку он раскрыл, и привидения потянулись наружу.
– Ну, так получше, – сказал Минц.
Петро окинул взглядом комнату и произнес:
– Да, курить мне надо меньше. Туманно становится.
– Или дурак, или притворяется, – прошептал себе под нос Минц, и все сделали вид, что этого отчетливого шепота не слышали.
– Я же честный, но бедный писатель, даже на пишущую машинку денег не хватает. – Усы дрогнули, по щеке покатилась слеза.
– Они
