уже считались достаточным свидетельством извращения. И, как показал Джордж Чонси-мл. в своем исследовании перехода от привычки думать и говорить в терминах сексуальной инверсии к привычке делать это в терминах гомосексуальности, применительно к женщинам этот переход происходил медленнее и не так равномерно [Chauncey]. Так, ассоциирование женского однополого влечения с женской сексуальной инверсией (женской маскулинностью) продержалось дольше, по крайней мере в медицинской литературе, чем ассоциирование мужского однополого влечения с мужской сексуальной инверсией (мужская женственность).
Мужественность и самореклама, в которых обвиняли сексуально инвертную женщину, иногда присутствовали и в стереотипном представлении о «еврейке», которую подчас изображали напористой и неженственной, описывая ее вхождение на рынок труда и поведение на нем. Но, пожалуй, прежде всего еврейка ассоциировалась с избытком женственности и сексуальности: belle juive[6] считалась опасной соблазнительницей, последовав за которой мужчина (христианин) мог встретить свой конец; подобием «пятой колонны», проникающей в лагерь противника, как Юдифь, и вступающей в смешанный брак, покушаясь – как на жизнь Олоферна – на чистоту крови. Тем не менее в своей сексуальной агрессивности и двуличии еврейская женственность была лишь видимостью, прикрытием неспособности быть женщиной, отсюда и парадокс: еврейка одновременно и слишком, и недостаточно женщина. Здесь мы также видим – как и в других проявлениях мизогинии, гомофобии и антисемитизма, – что противоречия отнюдь не ослабляют стереотипов, но могут оживлять и усиливать их [Bloch; Sedgwick, 1990].
Иудаика и квир-теория
Американская иудаика ориентировалась на движение Wissenschaft, «науки иудаизма», развивавшееся в середине XIX века, как раз когда борьба за еврейское равноправие набирала силу на фоне растущего антисемитизма. Соответственно, упор делался на выдающиеся способности и стойкость еврейского народа. Подобным же образом многие лесбигеевские исследования, появившиеся позднее, в 1970-х и начале 1980-х годов, были движимы потребностью открыть и обнародовать то, что ранее скрывалось и отрицалось. Хотя мы признаем заслугу этих работ, бывших реакцией на долгую историю институциональной маргинализации и замалчивания: утверждение своего образа жизни и расчистку информационного поля, – но цель данного сборника не апологетическая или жизнеутверждающая. Исследования, включенные в настоящий том, опираются на новейшие разработки в области еврейских культурных исследований и в квир-теории.
Как еврейские культурные исследования, так и квир-теория получают альтернативный стимул, проистекающий не столько из твердой почвы идентичностей, сколько из меняющегося ландшафта дискурса. Эти новые, динамично развивающиеся области междисциплинарного исследования открывают новые возможности, пересекая границы дисциплин, культур, ориентаций и идентичностей. Нельзя сказать, однако, чтобы
Прекрасная еврейка (
