ВЕШАЛКА. Премия им. А. А. Блока. Константин Белый

      Я обнял Вселенную —

          я люблю её —

      она согрела мне душу

      вечностью своей бесконечности —

          она любит меня.

      Я обнял природу —

          я люблю её —

      она подарила мне

      меня, себя и тебя —

         она любит меня.

      Я обнял тебя —

         я люблю тебя —

      ты обдала меня холодом,

      жгучей ненавистью и презрением —

         я люблю тебя.

      Я вернулся домой. Я вернулся из лета

      снова в мёртвую серость,

                        снова в край чёрных гроз.

      Крылья сохнут в углу, сердце умерло где-то.

      И впадает опять в спячку зимнюю мозг.

         А ты, подруга, умерла.

         Хоть не совсем, но навсегда.

         И только памяти вода

         прошепчет мне, что ты была.

      Буду снова мечтать утром не просыпаться.

      Буду падать в кровать, не желая заснуть.

      Заставлять руки жать, заставлять улыбаться,

      заставлять проникать в ядовитую муть.

         А ты, подруга, снова вместе

         уже с другим, наверняка.

         И только памяти река

         мне скажет тихо, что ты есть.

      Ну уж нет! Черта с два! Я так просто не дамся!

      Я закрою квартиру, я выключу свет.

      И уйду навсегда, с мёртвым миром прощаясь,

      на границу небес, в бесконечное лето.

         А ты, подруга, где-то любишь

         полузнакомого подростка.

         И только воспалённый мозг мой

         мне крикнет снова, что ты будешь.

      Свернуться.

      Накрыться с головою.

         И быть с тобою.

            И быть тобою.

               И стать тобою.

      Я – ты. Ты – я. А любой – другой.

      Почти нет расстояния: я – вот, ты – вот.

      Но плёнка зеркала между – это меньше,

                            чем подать рукой,

      но больше, чем год, световой год.

      Опять свет!

      Солнца бельмо меня ослепило.

         До тебя было.

            Было.

               Отбыло.

      Есть, правда, ночь. Так может

                             и быстрее, и в тиши.

      Ведь время у ночи вспыхивает,

                             а не течёт – оно не сопли.

      Не её ушко – для обожжённой

                             собственными слезами души,

      оглохшей от боя сердечных воплей.