где же он? Мурзик, Мурзик! – позвала кота заботливо-призывным голосом.
Из-под кровати высунулся несколько свалявшийся кот с глазами яркими, как вечерние окна. Этого Мурзика он знавал, когда тот был ещё подростком. Крат прогуливался с ним по парку, а дома пытался отбить у него охоту метить углы. Впрочем, веник против извечного инстинкта – слабый инструмент. Крат всё это вспомнил, ну а кошачья память едва ли хранила их склоки и прогулки по парку.
Из жалости к матери он достал из кармана мотылька.
– Возьми, это волшебный мотылёк.
– Ну, прямо уж волшебный! – с нарочитой иронией произнесла Маргарита Петровна.
– Да, он лежал в костре и не сгорел, – Крат сильно упростил историю.
Она взяла мотылька двумя пальцами, но тут же брезгливо разжала пальцы, и мотылёк упал возле кота. Не успел Крат нагнуться, как движением хоккеиста кот загнал мотылька под шкаф. Там послышалось деликатное чавканье.
– Зачем ты взяла этого мерзкого кота?!
– Отчего же сразу "мерзкого"?
– Потому что он съел мотылька! – жалобно воскликнул он.
– Жаль, конечно, раз он был тебе дорог… так что ты говоришь? Ах да, я хотела поставить чайник.
Раздался телефонный звонок, удивлённая мать передала трубку сыну. Там тишина. Крат угадал молчание Дола.
– Тебя выпустили, да?! Серёга, ты где?
– Дома, у матери, – сказал Дол шёпотом. – Я звонил тебе на мобильный…
– Я его потерял. Что с тобой? Говори нормально.
– Приходи скорей, пока я жив.
Дол дай отбой. У Маргариты Петровны в лице тревога.
– Откуда его "выпустили"?
– В двух словах не расскажешь.
– Неужели из полиции?!
– Ладно, я побегу. Извини, даже не спросил, как ты себя чувствуешь.
– По-разному, – посмотрела на него с каким-то подозрением.
Из её организма некогда появился – ужас, как из норы! – непонятный мужчина с тяжёлыми плечами в клетчатой рубашке. Да и зачем? – думала она с безответным удивлением.
Сын теперь тоже ищет ответ на этот вопрос.
Родить ребёнка лукавой женщине плохо ещё и потому, что от него не скроешь свою жизнь: ребёнок – это глазастый судья. Пристрастный и неправедный судья, – по оценке Маргариты Петровны. Остальных людей она всегда обманывала, априори полагая, что они глупей, чей она.
С возрастом в нём стали ярче проявляться чёрточки отца: он так же покачивал головой, будто говорил сам с собою, так же смотрел на неё с печалью. Общий ландшафт лица был тот же, и светлая щетина…
– Извини, мне надо торопиться, – он поднял узел и шагнул на выход.
– Ты же хотел оставить…
– Знаешь, там вещи Дола, я лучше отнесу ему.
– Ну что ж, раз ты спешишь, я желаю тебе всего доброго. Главное – побольше добрых и чистых помыслов!
И в спину громко прошептал�
