а ненависти какие-то, – заключил Ермолай, шумно выдохнул через нос и сжал пальцами переносицу.
– «Выплеснулось наше счастье, потому что слишком было его, и монастырь наш переполнился выше крыши. Вытекло счастье и убежало куда-то. И никто не успел подставить посуду, чтобы себе немного набрать», – продолжил чтение письма Емельян, немного сбиваясь.
По лицу Соломиной было видно, как она взволновалась, снова слушая эти заведомо ей знакомые плохие вести. В ее глазах блеснули слезы, а иерей продолжал:
– «Светлана, отец Емельян даст тебе конверт, откроешь его в том случае, если все сложится так, как я тебе говорил».
С этими словами настоятель показал простой белый конверт и положил его на столешницу напротив девушки, продолжая смотреть в письмо.
– «Виктор Петрович, отец Емельян передаст тебе конверт…»
– Виктор Петрович? Это кто? – удивленно спросила девушка.
– Мирское имя, – прокомментировал Емельян, кивнув головой в сторону инока.
– Так… Я все понял! – стиснув зубы, выдавил Ермолай.
– Я еще не закончил!
Настоятель окинул долгим тяжелым взглядом инока своего монастыря. Однако Ермолай ничуть не испугался. Более того, через полминуты старый иерей сдался и отвел взгляд в сторону, слегка постукивая перстами о столешницу.
– Продолжайте, пожалуйста, отец Емельян! – тихо попросила девушка, пытаясь разрядить обстановку.
– «Виктор Петрович, отец Емельян передаст тебе конверт, – повторил настоятель. – В этом конверте все, что мы знаем о тех, кто украл десницу Иоанна Крестителя. Верни ее для христианского мира».
Иерей положил еще один белый конверт с печатью игумена Луки на столешницу рядом с первым. Затем свернул бумагу, которую читал, снял очки, сцепил кисти своих больших рук в замок и опустил их перед собой.
– Вот, сестра Светлана, кстати, познакомьтесь. Это не просто инок Ермолай. Это Виктор Петрович Лавров. Журналист, следопыт, фотограф, боевик, разведчик… Кто еще?
– Грешник, – потупил взор Виктор, – грешник, искавший прощения и смирения. Но, видимо, мне его никогда не найти.
– Признаю, что ты пришел к нам в монастырь совсем за другим, Ермак, – пошел напролом настоятель. – Но ты ведь… веруешь?
Повисла пауза. Это был запрещенный прием. Да, Виктор веровал. Бывший октябренок, пионер, комсомолец, воспитанный в духе атеизма, нашел свою веру, пройдя тяжелейший жизненный путь. Он отказался от мирской жизни, пришел в Храм. И упреки в неверии, проверки на «веруешь – не веруешь» были для него очень болезненными и несправедливыми.
– Я должен где-то расписаться? – спросил разоблаченный журналист, тяжело переведя дыхание и первым нарушив тишину.
– Нет, – покачал головой иерей.
– Хорошо, – кивнул Лавров и привстал со стула. – Я пойду?
– Так ты не ответил ни да, ни нет! – возмутился Емельян.
