только злобу, но и страх. Сегодня они могли убить её. Завтра – их. Вот чего здесь боялся каждый. Умереть завтра. Всё очень просто.
На очередном круге Ганс приблизился к виселице, у которой кто-то был. Он стянул винтовку с плеча.
– Halt! Was machste?!
Чёрная, как галка, фигура замерла у ног трупа. Ганс приблизился и ткнул дулом в сгорбленную спину. Приказал повернуться и уставился на закутанную в тулуп старуху. Женщина была такой старой, что казалось, должна была на месте помереть со страху. Но, наоборот, дико и с вызовом посмотрела в глаза солдату.
– Что ты делаешь? – повторил Ганс.
Он заглянул старухе за плечо. Ветер раскачивал голый труп на верёвке. При тусклом свете луны он различил, что женщина натёрла мёртвой ноги, отчего они покрылись ледяной коростой.
«Омыла ей ноги», – догадался солдат.
В подтверждение его мыслям в морозном воздухе растёкся тяжёлый аромат еловой хвои и старой древесины. Так пахло в здешних кирхах.
Ганс не любил заходить в русские церкви. В тёмных и мрачных доминах царила гнетущая и величавая атмосфера. Русский Бог был не похож на немецкого. Он был диким и страшным азиатом, а не овеянным славой Императором небес, благоволящим усердным честным гражданам Германии. Чем дальше на Восток, тем больше пугал Ганса азиатский Есус.
– Пошьёл! Хопп! Хексе!
Он прогнал старую ведьму, но на душе у него по-прежнему было неспокойно. Ганс попытался прогнать с души тревожную муть, но ничего не помогало. Промурлыкал под нос пару строк из «Лили Марлен».
– Schon rief der Posten…
И бросил.
Ему казалось, когда нападут красные, именно его, как часового, снимут первым. Тошно было жить с этой мыслью.
***
Агафья жила на свете так долго, что ни родственников, ни ровесников у неё не осталось. Советская власть дала ей удостоверение личности на гербовой бумаге, но какую дату записать в графе о рождении, никто не знал. А она и не держала в голове за ненадобностью. Козы козлятся в конце зимы, вот и всё, что ей нужно для счёта времени. Молодой и весёлый комиссар, совсем, как козлёнок, отметила про себя Агафья, в шутку заполнил бумагу – 1921.
– Новый строй, бабка, страна новая. Всё новое. Пусть и жизнь у тебя будет новая!
И так залихватски захохотал, что веселье захватило всех собравшихся на перепись.
Агафья жила так долго, что помнила вещи дивные и странные, которым почти не осталось места в новом веке. Вещи дремучие, как обступающие деревню леса. Тёмные, как недра земли. О жизни и смерти, о том, как облегчить страдания, и о том, как принести зло. Старики-кощеи хранили секреты в себе, как в сундуках. Пока их не зароют в землю.
Агафья не позволяла себе часто применять эти знания. Знала цену. Расплачиваться за колдовство приходиться душой. Часть отдаёшь старым богам, чьи деревянные истуканы ещё ставят в глубине леса, часть – чертям. Да и Новый Бог явится за десятиной.
Агафья заговаривала
