надо, – в узких глазах поселенского головы промелькнула хитрая искра.
– Спирт он у вас вымогает, – усмехнулся профессор.
–
А вот это он не видел! – волосатая кисть старшего лейтенанта сложилась в замысловатую фигуру.
–
Пойду, дел много, – словно бы не замечая реакции офицера, произнёс Юкуйла, – Думать буду, шибко думать.
–
Постой, председатель, – пошёл на попятную Щусь и, перегнувшись через борт баркаса, извлёк на свет божий литровую фляжку со спиртом. – Давай ещё один бат. Дело государственной важности.
–
Пожалуй, дам вам бату, – лицо нанайца оставалось непроницаемым, – Юкуйла понимает государственную важность, – фляжка незаметно испарилась в складках широкой рубахи.
Я внутренне ухмыльнулся. Наивный и доверчивый нанаец переиграл своей непосредственной простотой важного начальника.
И вот погрузка на баты закончена, и под весёлый галдёж местного населения мы отчаливаем от берега. По Сюмнюру пойдём на вёслах, а когда дойдём до Алюра, перейдём на шесты. Ну что ж, с Богом.
Глава 7. БОЙ У ПОРОГА КАЗНЫ
Русло Сюмнюра – это до невозможности извернувшееся туловище змеи, брошенное на землю тунгусскими богами. Ещё из прошлой жизни я знал, что расстояние от озера Болонь до несуществующей пока железнодорожной станции Болонь восемнадцать километров. Вода в это лето стояла маленькая, течение у реки было слабое, и, выгребая против течения, мы преодолели водные километры к сумеркам следующего дня. Следует заметить, что после слияния двух рек мы заканчивали путь на реке под названием Алюр.
Ночь выдалась звёздная, комары жалили так, что хотелось забраться в студёные воды Алюра и, невзирая на холод, сидеть там до утра. Крупнее и злее комаров, «проживающих» на Болонско-Тайсинской низменности, я никогда не встречал. Мы, осоловевшие от дымокуров, всё равно продолжали жаться к кострам, с ужасом думая о том, когда придётся укладываться на ночь.
Но как бы там ни было, а человек – это такое животное, которое привыкает к любым условиям, в которые окунает его жизнь. Привыкли и мы.
–
Павел Николаевич, – наконец-то решился я задать профессору мучавший меня вопрос. Мы лежали, укутавшись в полог, заменивший нам накомарник, недалеко от костра. – Посвятите бедного арестанта в планы нашего руководства.
–
Я думаю, что для вашего же благополучия этого делать не стоит, – немного смущаясь, что вынужден отказать, вымолвил профессор.
–
Если вы считаете наше нынешнее существование благополучием, то я София Ротару, – усмехнулся я.
– О чём это вы? – удивился профессор.
–
Я о том, что хуже, чем есть, уже не будет. А жить и мучиться в неведении – это ещё большая мука. Я ведь уже догадался, что никакая мы не изыскательская партия, а шайка авантюристов на большой дороге.
–
Молодости свойственен максимализм, – вздохнул профессор. – Мы не авантюристы, молодой человек, мы вроде… археологов. –
