приходил к нам, – объяснила она.
– Я о нём слышал, – сказал я.
Том недоумённо посмотрел на меня, и я прибавил:
– От Исаака. Он говорил, что в Лондоне есть пророк, который может предсказать ход чумы.
– Может, – подтвердила Салли, и глаза Тома расширились. – Он предупредил нас, что мы можем заболеть. Воспитатели давали нам всякие лекарства, но человек-птица сказал, что лекарства не остановят того, что грядёт. Так и было. В тот же день трое заболели.
– И что с ними сталось?
– Их отправили в чумной барак к северу от Бишопсгейта.
Чумной барак представлял собой ветхий сарай, где лежали некоторые больные. Я вздрогнул, подумав о детях, которых там умирали.
Веки Салли потяжелели.
– Воспитатели хотели запереть нас в приюте, но человек-птица сказал, что тогда заболеет ещё больше. Поэтому они закрыли Криплгейт и перевезли здоровых в церковь Святого Марка в Уэмбли.
– А ты не поехала?
– Меня не взяли. Я уже слишком большая.
Опустевшая кружка из-под маковой настойки едва не выпала из её пальцев.
– Вот потому-то я и пошла за тобой. Помню, ты говорил, что учишься у аптекаря Бенедикта Блэкторна. Я и подумала: может, ему понадобится горничная… – Салли перевела взгляд на Тома. – А ты и вправду здоровяк.
Том смущённо глянул на меня.
– Это мак действует, – тихо сказал я. – От него путаются мысли.
Я вновь обернулся к Салли:
– Мне надо осмотреть твой живот.
– Ладно.
Она принялась напевать себе под нос какую-то неведомую мелодию, а я ощупал её живот и спину. Когда я добрался до ребер, девушка вскрикнула.
– Прости.
Я снова надавил, и она, скуля, уткнулась лицом в солому. К счастью, ничего не двигалось внутри – там, где не должно было.
– Похоже, ничего не сломано, – сказал я. И это само по себе было чудом. – Но у тебя сильный ушиб рёбер.
– Не хочу. – Её слова звучали все неразборчивее. – Может, мне их продать? – Она хихикнула.
– Подержи её, – велел я Тому.
Том обхватил Салли, и она уставилась на него рассеянным взглядом, вновь принявшись напевать.
Я плотно обернул её грудь и живот полосой льняной ткани, предварительно намазав её маслом окопника, которое должно было помочь подлатать кости и внутренности. Салли была исцарапана, так что я смазал ссадины смесью мёда и чеснока. Она глянула на янтарную жижу на своей коже.
– Теперь я стала липкой булочкой.
Её пение стихло, голова опустилась на плечо Тома.
– Спок ночи, мистер Здоровяк, – сказала она и отключилась.
Том положил девушку обратно на тюфяк.
– Что теперь с ней будет? – спросил он.
Я задавался тем же вопросом. Раны Салли, хотя и болезненные, оказались не такими серьёзными, как я опасался.
