сказал я.
– Он вернулся в Лондон лишь на день. Но следовало с ним встретиться, потому что у него было кое-что для меня.
Исаак открыл свой ранец и вытащил два свёртка. Один из них оборачивала льняная ткань, но книготорговец указал на второй. Этот был из промасленной кожи и туго обвязан верёвкой с узлами, запечатанными воском.
– Что это? – спросил я.
– Книга, – отозвался Исаак. – И очень необычная. Я ждал тридцать лет, чтобы её заполучить.
Я во все глаза смотрел на пакет, словно мог просверлить взглядом кожаную обёртку.
– О чём она?
Исаак провёл пальцами по верёвке.
– Сейчас неважно. Возможно, однажды я покажу её тебе. Но не сегодня.
Мастер Бенедикт говорил так же. Это сводило меня с ума. Но я понимал, что не смогу убедить Исаака рассказать мне, если он не хочет, и потому скрыл разочарование, спросив:
– А что в другом пакете?
– Ничего особенного. Но тем не менее эта вещь весьма ценна для меня.
Он развернул льняную ткань. Внутри лежал свежеиспечённый медовый пирог, покрытый глазурью.
– Мой любимый, – сказал старик. – Попробуй.
Я отрезал кусок, но мой взгляд неизменно возвращался к таинственному свёртку на прилавке.
– Откуда это взялось?
– Из пекарни на Флит-стрит.
– Я имел в виду книгу.
– Неужели?
– Мастер Исаак! – воскликнул я с раздражением.
– Из Египта. Она из Египта. И это всё, что я могу тебе сказать, – добродушно ответил он и сунул свёрток обратно в сумку. – Я рад, что чума не уменьшила твоё любопытство. Или аппетит…
К тому времени я уже прикончил первый кусок пирога, и, полагаю, Исаак заметил, как я поглядываю на оставшуюся часть лакомства.
– Простите.
Он отрезал мне ещё кусочек.
– Буду счастлив поделиться. Я беспокоился о тебе. Из Лондона приходили очень плохие новости.
Что бы он там ни слышал о Лондоне, это не могло в полной мере описать ужас, охвативший город. Когда последователи культа Архангела убили моего учителя, я думал, что ничего хуже случиться уже не может. Я ошибался. Чума, затихшая на тридцать лет, снова вернулась в Лондон – вдвое страшнее, чем прежде. Она началась с нескольких отдельных случаев за пределами городских стен, но быстро распространилась, подстёгнутая летней жарой. Официальные данные об умерших, оглашаемые каждый четверг, были мрачными: 6102 смерти только на прошлой неделе. И все знали, что эти цифры занижены. Реальные были, вероятно, вдвое больше. Всего умерло тридцать тысяч человек, и это число росло каждый день.
На нашей улице первым погиб ребёнок. Джонатану Хартуэллу, сыну серебряных дел мастера, было всего десять лет. Сперва его родители надеялись, что мальчик болен чем-то другим, поскольку симптомы были неопределёнными: озноб, судороги, пот. Но затем всё изменилось – началась неконтролируемая рвота. Тело мальчика сотрясали конвульсии. Он бредил и
