стоявший у плиты, и поставили его между мольбертами. Потом они занялись приготовлением пира, а бесполезная в этом деле Пчелка Кларидская подошла к Алешке. Она рассматривала «Мушиную лавку» и смеялась. Алешка повернулся к ней, чтобы поприветствовать, и замер: по случаю жаркого майского дня на Пчелке были белые шорты и белая майка, надетая на голое тело.
– Что ты так на меня смотришь? – спросила Пчелка.
– Ты можешь майку снять?
– Конечно.
Пчелка стащила через голову майку. Алешка взялся за кисть, но спохватился.
– Надо белые шорты прикрыть.
– Я их лучше сниму.
Она сняла шорты и осталась в узких белых трусиках. Алешка начал с того, что привлекло его внимание, и превратил Пчелкину грудь в два лягушачьих глаза с коричневыми зрачками. Пчелкин живот превратился в живот лягушки, со сложенными на нем передними лапками. У лягушки был широко открыт рот, а голова слегка запрокинута. Она ловила большую дождевую каплю, образовавшуюся в ямочке Пчелкиной шеи.
– Никита, твой племянник уже женщин раздевает, – насмешливо крикнула Муха-Цокотуха, – и вообще, день рождения у меня, а разрисовывают Пчелку. Алешка, я тоже хочу!
– Ты мне не сестра. Проси Никиту.
– Никита, ну оторвись ради меня на десять минут, – закапризничала Муха.
– Ладно. Давай, – согласился немногословный Никита.
Пока Алешка превращал спину Пчелки в спину лягушки, Никита изобразил на роскошном Мухином бюсте золотистую муху с большими глазищами, которая, обхватив всеми своими лапами авторучку, что-то писала в блокноте.
Алешка постарался на славу, Пчелка крутилась, как юла, возле небольшого зеркала, которым Никита пользовался при стрижке бороды. Стоило Пчелке вздохнуть или повернуться, как лягушка начинала шевелиться.
– Сфотографируй меня, пожалуйста, – попросила Пчелка Алешку.
Фотоаппарат всегда был с ней. Потом она сама фотографировала Муху, долго выбирая освещение и место для съемки.
Наконец сели за праздничный стол. Никита открыл бутылку шампанского и разлил вино в граненые стаканы. Они выпили за здоровье Мухи-Цокотухи, ей исполнилось двадцать три года. На второй бутылке Король Лир захмелел, и из него посыпались рифмы.
По просьбе именинницы Лир стал читать стихи о любви. Читал он замечательно, каждый раз исполняя маленькую пьесу.
Держа в одной руке кусок мела, а в другой – кусок угля, он встал напротив неоштукатуренной стены из красного кирпича.
Белый мел в кулаке.
Мелом на потолке
Я рисую тебя без себя.
Черный уголь в руке,
Я на черной доске
Нарисую себя без тебя.
Рассыпается уголь и крошится мел.
Забелить не сумел, зачернить не посмел.
Не рисуемся
