в том, что ей нужно, совершенно невозможно. Примите, пожалуйста, вне очереди эту истеричку, а то она меня с ума сведет!»
Уверена, что если бы я попросила секретаршу объяснить своё поведение, то она натянула бы на лицо маску крайнего удивления, после чего стала бы уверять меня в своем прекрасном ко мне отношении: «Не понимаю, о чём Вы! Вы ослышались! Я никогда не говорю плохо о наших пациентах! Тем более о людях другой национальности!» Часто от европейцев мне приходилось слышать: «Как ты смеешь обвинять меня в расизме…», – и в качестве аргумента следовало: «Когда мой брат женат на марокканке (аргентинке, китаянке, украинке)!», или: «Да знаешь ли ты, что я ежегодно отчисляю по десять евро на помощь детям Африки!», или: «К твоему сведению, своим соседям, уругвайцам, я не раз давал денег взаймы и никогда не требовал с них процентов!». Проведу параллель: если кому-то нравятся произведения Шекспира, это не означает хорошего отношения к англичанам. Как бы то ни было, судить о человеке правильнее всего не по его словам, а по его делам. Для сравнения, хорошее отношение одного европейца к другому выражается в конкретной помощи советом и делом, в то время как эмигранту изредка перепадает лишь улыбка, да и то натянутая, кривая, и брошенное на ходу краткое приветствие. Когда я, будучи эмигранткой, оказывала кому-то из европейцев помощь (например, бесплатно делала перевод текста с русского языка или на русский), то они почему-то всегда благодарили за это не меня, а моего мужа. Возможно, они полагали, что любое проявление доброты у меня продиктовано лишь желанием угодить своей второй половинке, и, как послушная псина, я исправно выполняю его приказы. Иначе говоря, мои европейские знакомые не верили в то, что я по собственному желанию могу совершить какой-нибудь добросердечный поступок. Вот и простенький фокус-покус: как умного превратить в глупого, образованного в неуча, а доброго человека в злого – надо сделать его эмигрантом. Тогда всё, что он скажет, будет восприниматься коренным населением, как абсолютная чушь, а его поступки, как обман и подлость.
Говоря об отношении европейцев к эмигрантам, нужно учесть тот факт, что социальный статус эмигрантов на порядок ниже, чем у коренного населения. Иными словами, в цивилизованном европейском обществе эмигрантам не перепадает тех материальных благ, которые есть у коренных жителей. Общество сознательно выделяет эмигранту место «униженного и оскорбленного», и именно так к нему относятся материально обеспеченные европейцы. Помню, долгое время мои знакомые в Перепелках намеками пытались выяснить, не бьет ли меня муж. Наконец, я напрямую спросила у одного из них, что навело его на эту мысль? «Ничего особенного, – ответил он. – Я просто так спросил, на всякий случай». Однако беспричинно вопросы не задают, тем более такие. Иными словами, европейское население воспринимает эмигранта, как жертву – человека, готового все стерпеть. Это теоретическое предположение
