Шекспира, конечно же, – выражение лица Хвостова говорило о том, что он не понимает, почему инспектор вообще спрашивает его об этом, – и без того должно быть понятно, что рукопись неизвестной пьесы Шекспира можно было получить только из рук того, кто сам ее написал.
– Вам известно, что не сохранилось вообще ни одной рукописи Шекспира? – спросил Шелуденко у гостя.
– Конечно, – кивнул тот. – И я могу объяснить вам, почему так произошло.
– И почему же?
– Потому что я все их продал.
Шелуденко в недоумении откинулся на спину кресла. Ситуация, которая вначале казалась ему простой, как первый трактор, становилась все более запутанной.
– То есть как это продал?
– Нелегально, конечно же, – ответил на вопрос инспектора Хвостов. – Возможно, я получал за рукописи меньше того, что они стоят в действительности. Но вырученных денег мне хватало.
– Хватало на что?
– На то, чтобы помочь Шекспиру написать его пьесы.
– Так, – Шелуденко положил руки ладонями на стол.
Посидев какое-то время в этой позе, он взял со стола пульт и нажал кнопку включения климатизатора, – в кабинете становилось просто невыносимо жарко. Не услышав знакомого тихого жужжания, Шелуденко вспомнил, что климатизатор не работает, и в сердцах кинул пульт на полку с архивными мемори-чипами.
– Вы, надеюсь, знакомы с теорией временной спирали? – на всякий случай спросил он у Хвостова.
– Конечно, – ответил тот.
– Надеюсь, вам также известно, что нынешний год нашего витка временной спирали сопряжен с 1617 годом. Шекспир же, как мы оба знаем, умер в 1616-м, то есть год назад в витке сопряженного времени.
– И что же? – не понял Хвостов.
– Все дело в том, господин Хвостов, что Отдел искусств Департамента контроля за временем приложил максимум усилий к тому, чтобы наконец поставить точку в так называемом «шекспировском вопросе». Мы отследили всю жизнь Уильяма Шекспира. И поскольку именно я возглавлял работу шекспировской секции, то могу с полной ответственностью заверить вас в том, что Шекспир писал свои пьесы сам, без чьей-либо помощи!
Шелуденко чувствовал, что, помимо собственной воли, начинает заводиться, теряя контроль над эмоциями. Ему и прежде приходилось вести разъяснительные беседы с воинствующими дилетантами, считающими себя непревзойденными знатоками творчества великого британца. Но почему-то искатель несуществующей истины, которого он видел перед собой в данный момент, – аккуратно сложив руки на коленях, Хвостов внимательно слушал инспектора, – вызывал у Шелуденко не просто раздражение, а желание немедленно выставить его за дверь. Желание было устойчивым и лишь крепло по мере того, как Шелуденко излагал элементарные основы шекспироведения, видя при этом только блеклые, невыразительные глаза человека, чье разочарование во всем сущем, казалось, не имело себе равного. Быть может, виной всему
