style="font-size:15px;"> – Ты сегодня сама не своя.
Она ничего не ответила, просто не зная, что сказать.
– Я заметил тебя сегодня во дворе, – мягко заметил отец. – В последнее время ты часто туда приходишь.
Риэль присела, собирая черепки, ее распущенные волосы скрыли вспыхнувшее лицо.
Отец наклонился и поднял ее на ноги, больно схватив за запястье.
– Я знаю, о ком ты думаешь, – сказал он, – и я запрещаю тебе это. Однажды ты можешь потерять контроль над своей силой и навредить ему. У него редкий дар, понимаешь? Он обладает самой большой силой, которая была у кого-либо из солнечных магов за последние столетия. Для нашего королевства важно, чтобы он стал хозяином своего дара, а не наоборот. И последнее, что нужно Одрику, это чтобы рядом с ним вертелся кто-то вроде тебя.
Глаза Риэль наполнились слезами.
– Вроде меня?
Ее отец отпустил ее руку.
– Убийцы, – бесстрастно пояснил он.
После того разговора лорд-командующий Дарденн запретил своей дочери присутствовать на тренировках Одрика.
И теперь, в свои восемнадцать, Риэль не знала, что такое поцелуи и внимание мужчин. Конечно, она представляла себе это, и довольно часто. Она знала, что красива – пусть и не в общепринятом смысле, но, по крайней мере, достаточно для того, чтобы на нее смотрели, и смотрели не отрывая глаз. «Яркая» – так часто говорила про нее Людивин, или еще «привлекательная».
Ее отец лишь однажды прокомментировал ее внешность:
– У тебя лицо обманщицы. Я вижу все козни мира в твоих глазах.
Тем не менее Риэль подчеркивала эту свою необычную красоту, как только могла, наряжаясь в самые диковинные наряды, которые была в состоянии придумать, – дерзкие, откровенные, сшитые из экзотических тканей, тех, что Людивин тайком заказывала для нее. В них она блистала при дворе, как павлин среди голубей. Каждый раз, когда она решалась показаться в таком наряде в обществе, она ловила на себе жаркие, откровенные взгляды мужчин и ощущала, как ее собственный тайный голод горячей, жадной волной поднимается внутри нее.
Но даже и тогда слова отца довлели над ней, сдерживая ее порывы, как строгий ошейник, и она подавляла все свои ненасытные инстинкты.
Кроме того, она не хотела никого из этих мужчин, по крайней мере не настолько, чтобы рисковать всем.
Поэтому она продолжала держаться отстраненно, а ее неудовлетворенность выливались в безумные сновидения, в которых она видела Одрика, иногда Людивин или Тала, но в основном Одрика. После таких ночей, когда Одрик из ее снов предавался с ней любовным ласкам, она просыпалась и обнаруживала, что зеркала в ее комнате потрескались, а погашенные с вечера свечи ярко горят, колеблясь и разбрасывая искры.
Ее отец был прав: она таила в себе опасность, имя ей было – непредсказуемость, и она не будет рисковать, вступая с кем бы то ни было в любовные отношения.
Тем
