с восточной стороны города деревья главенствовали над старой асфальтированной дорогой, хвастаясь птицам своими новыми шикарными кронами и отсутствием троллейбусных проводов. Может оно и к лучшему? Автобусы, ходившие не каждые два часа и не строго по расписанию, все еще пугали птиц, поднимали пыль и тарахтели старыми моторами. Кажется, все древние модели автобусов собрались здесь по одному экземпляру, устроив масштабную действующую выставку городского и междугороднего автопрома. Дома стояли полупустые. На некоторых подоконниках сохли герани. В соседнем доме на четвертом этаже все еще держалось по-прежнему стойко, зеленое алое, которое не поливали около трех недель. А на закате, слишком косые лучи заходящего солнца, создавали странно пугающую пустотой картину: светлая кирпичная стена с почти черными провалами окон, словно бойницы, бесстекольных. Казалось тогда, что мир ограничивался, только видимым, а за горизонтом, за домами, закрывающими этот горизонт, была такая же пустота, как и в больших квадратных бойницах стен.
Сегодня Михаил вернулся домой поздно. Работы как таковой не было, коробки, стоявшие нетронутыми с марта, разбирать не хотелось, и он бездельно шатался возле станции, таская в руке дневник, поддавшись зову лета насладиться своим великолепием и яркостью зелени. На страницах дневника иногда встречались разные зарисовки – птицы, цветы, деревья. Нарисовано было неплохо, и парень полагал, что – с натуры. По крайней мере фрагмент, на котором был изображен верхний угол кирпичного дома с взлетающей с него птичкой, был очень похож на здание напротив, которое парень видел своими глазами каждый день. Может девушка этому училась? В дневнике не говорилось о том, где и от какого учебного заведения она проходила практику. Перебирая шкафы, парень, однако, не нашел чего-то конкретно раскрывающего этот пробел в повествовании. «Хотя, – думал он, – некоторым и дается рисунок от природы. Как хобби, без профессиональных занятий или выбора карьеры по этой склонности».
Сумерки зажигали звезды, чтобы похвастаться. Это было очевидно. Третий или четвертый день кроме мелких облаков на небе не собиралось ничего, хотя бы отдаленно намекающего на дождь. И в этих чистейших сумерках, на темном небе звезды водили хороводы, поблескивая и успокаивая землю, жаждавшую влаги и натужно звеневшую тишиной, когда звук от проезжающей машины растворялся, забирая даже память о себе. Земля бравурно размахивала пылившим ставшим светло-коричневым черноземом, выбрасывая его на дорогу. В сводке погоды, которую от нечего делать просматривал Михаил, обещали грозу. Но видимо предсказание делалось для другого города и даже другой реальности и совпадение названий было простой случайностью. Словно в сказочном сне не было звуков, и Михаил, открывающий входную дверь, и услышавший за спиной привычное тихое шарканье тапка, даже удивился ему – так он контрастировал с тишиной, провожавшей его до дома. «Все-таки одиночество должно быть добровольным», – подумал он, раздевшись и закутываясь с головой в одеяло. Во сне Михаил видел Ольгу. Она смеялась.
