– ч е й-т о:не ваш,
не наш,
не голубой,
не жёлтый…
Просто – дух пещерный,
что сам себе
и сам собой,
сам по себе бредёт по свету,
бог весть, вперёд или назад,
направо, влево…
Безответно
бредёт, куда глядят глаза.
Но вот – глаза…
Вы их – видали?
Вы заглянули в них хоть раз?..
Там стынут дали, дали, дали…
И ледяных небес кора
прогнулась тонко и упруго —
неутолимая тоска
так жадно ловит
отблеск друга
в ладони вогнутых зеркал…
Далёкий, слабый отблеск звёздный;
а ночь – темна, а ночь – тесна,
и может – рано, может – поздно,
и может – ранена весна,
и может – другом был Иуда,
и жжёт слюнявый поцелуй
мой лоб…
Всё может быть.
Откуда,
кто мне протянет хрупкий луч?
Не цепь,
не пута[2],
не ошейник,
а просто – луч из глубины?
…Пиры,
победы,
пораженья —
какие сны!..
Пустые сны
пустоголовых пустозвонов.
А жизнь – проста.
Беззлобна жизнь,
чиста по-детски
и – свободна.
Что сверх того – то миражи,
то злые чары
злых пигмеев
и домыслы лихих вралей…
И д у.
И нет пути прямее
на этой
праведной
Земле…
«Четвёртый час…»
Четвёртый час.
На улице светло, и не темнело…
Чёртов день полярный,
когда он кончится?!
Сквозь серое стекло
смотрю наружу —
шкандыбает пьяный
по серым лужам вброд
и в серый дождь
серо скулит, от умиленья тая:
«Я зна-аю, меня ты не ждё-ошь
и писемь маих не чита-аешь…»
И дальше что-то там о Колыме.
А ну его… Той Колымы не нюхал он никогда,
хоть искренно вполне
по ней страдает;
ждёт его Анюта
(иль Маша, Зина – как её ещё?..)
со скалкой у двери – к чему ей письма!..
И будет бит он.
И затем прощён,
и ляжет с ней…
А ты – чего-то ищешь,
как надолбы, проблемы громоздя,
копаясь в тонкостях,
захлёбываясь в спорах…
Всё очень просто:
не было гвоздя —
король разбит,
и враг вступает в город.
Всё очень просто.
Ты и есть король,
что чудом спасся.
Сам
Пута (лат., др. – инд.) – бечёвка.
