необъятном рисовом поле, а может, об изящности формы лопаток русского друга. А может, у него уже и начали роиться какие-нибудь подозрения, ещё не оформившиеся в конкретные мысли.
Только эта спина вдруг из-под рук его нетерпеливо задёргалась и с возгласом:
– Ну что ты так слабо давишь? – повернулась своей обратной стороной.
Потрясение, которое испытал вьетнамец, сравнимо, наверное, с потрясением наших советских учёных, впервые увидевших фотографию обратной стороны Луны, такую же туманную, как душевая в «Гиганте».
Бым-м! – гулкий удар головы о кафель – и вьетнамец в обмороке.
Надо сказать, что в то время вьетнамцы имели обыкновение часто и легко падать в обмороки.
Я сам читал, как из Вьетнама прислали к нам курсантов обучаться на лётчиков. На учебных самолётах вьетнамцы легко осваивали науку парения и даже пели в кабине песни на своём языке. Про необъятные рисовые поля. Им запрещали, но они не могли удержаться. А вот когда их вывозили на нашем реактивном МИГ-21, на первом же вираже падали в обморок.
Наши думали – какая-то азиатская загадка. Пускали им в шлемофон песню про ихние поля, но не помогало.
Потом какая-то тетя Нюня на кухне по душевной доброте и неприятию мужского худосочия решила их просто подкормить. Стала давать им тройную порцию шоколада. Вьетнамцы в ответ раздобрели, и через полгода лётное дело у них пошло.
Военные записали этот момент в особую инструкцию, с тети Нюни взяли расписку, что она ничего не знает, никаких вьетнамцев и никакого шоколада в жизни не видела, а инструкцию строго засекретили.
Нашему же вьетнамцу шоколада, естественно, никто не давал, так как секретная инструкция в ХПИ не полагалась. Поэтому вьетнамец бумкнулся легко и без видимого сопротивления.
Девчонки, естественно, завизжали. Как же, мужчина в душе!
А потом видят – а то не мужчина, а вьетнамец.
Стали хлопать по щекам, трепать за уши – ничего не помогает.
Тогда кто-то набрал холодной воды в тазик и окатил.
Вьетнамец открывает глаза и видит – кошмар не прошёл. Над ним склонилась куча голов, всё так же женских, а под головами, прямо на линии его взгляда, груда качающихся, как языки у колоколов, отличительных признаков.
Ведь ни одна из девчонок и не подумала о том, что все они тут стоят как раз в том, в чём принято в нашей стране специально смущать братских друзей из Азии, то есть, в чём мать родила.
Зрелище настоящих русских девчат, представленных во всей своей красе и искренно желающих павшему добра, любому нашему студенту показалось бы раем. Но вьетнамцу в таком объёме оно оказалось не по силам. От этой картины он снова закрыл глаза и погрузился в нирвану уже так глубоко, что никакая вода его больше не доставала.
Тогда, наконец, позвали банщицу тетю Феню. Та пришла, ничему не удивилась. Сгребла вьетнамца в охапку и, как младенца, вынесла наружу. Там, в сухом и тёплом месте часа через два отпоили чаем.
Наташка
