снимая капюшона и лишь чуть сдвинув его назад, пришлый поднял кверху голову, разглядел высунувшуюся голову наклонившегося над частоколом стражника.
– Здесь ли ныне боярин Военег обретается или выехал куда, по делам своим боярским?
– Здеся он. И какое дело у тебя к нему?
Будто и не замечая тяжелых капель, падающих и стекающих с лица и одежды, пришлый смиренно, не возмущаясь и не тяготясь разговором со стражем, проникновенным голосом молвил:
– Передай боярину, что знакомец его давний, монах византийский Иоанн, пришел в его вотчину, видеть и говорить с ним желает.
– Ага. Византиец, значит. Передам сейчас, жди.
Голова стражника спряталась за частокол. Дождевые капли, словно по желобу, скатились со шлема за шиворот Ротана.
– Бр-р, ну и погодка. Слышал, Тужир, византиец это. Все беды от них, от византийцев. Помню, весен пятнадцать тому, я с прежним боярином нашим, еще будучи молодым воем, на византийцев в поход ходил. Нас тогда князь Игорь Старой водил.
– Так и что делать?
– А что? Хорошо сходили, только боярин назад не воротился. Там от хвори и помер. Вот с тех пор энтот, Военег который, у нас боярствует. Он тоже в том походе был. Да…
– Ротан, я спрашиваю, что? Боярину сообщить потребно о том, что под воротами чернец дожидается.
– А-а, ну да. Иди, сходи. Оповести боярина. А може смену дождемся, все одно в детинец по грязи идтить придется?
– А чернец?
– А хай стоит там, мокнет. Не все ж нам одним кости на такой хляби выстуживать.
– Не-е! Так не пойдет, пойду, скажу. Вдруг боярин осерчает.
– Ну-ну. Иди. Ты у нас воин молодой, вот и иди.
Боярин Военег, поместный глава северян, был мужчина от роду сорока годов, костистый, худой, с лицом цвета пергамента, с поседевшей бородкой, остроносый, с глазами-буравчиками. Скаредный, хитрый. Троих жён пережил, ни от одной из них детей так и не нажил.
Услыхав имя пришедшего к воротам веси монаха, пинками вытолкал насквозь мокрого Тужира за дверь.
– Ворота открыть немедленно, бездельники. Гостя с почтением проводишь ко мне. Уж я вас научу, как службу нести полагается, уж попомнишь у меня, медведь безлядвый.
Быстро удаляясь в сторону ворот, Тужир еще долго слышал рассерженный голос боярина, на ходу подметил всполошившуюся прислугу, поднятую, словно по тревоге.
«Кто ж это к нам пожаловал? Словно отца родного встречать готовится. Обычно снега зимой не выпросишь у нашего скопидома, а тут нате вам, к встрече готовится».
Сама встреча боярина с византийцем на Тужира тоже произвела впечатление. Прежде, чем за монахом закрылась дверь теремной влазни, еще на крыльце, он увидал, как родовой боярин униженно-почтительно приветствует монаха, привечая его, как старшего в роду.
«Тьфу! Было бы куда уйти, ушел и не оглянулся.
