p>Я повстречала Филиппа, когда во второй раз поехала с отцом на ярмарку в Виле. Взял меня отец потому, что Жак заболел, а я уж его упросила не оставлять меня дома. Было мне четырнадцать лет.
Ярмарка в тот год удалась веселая, даже лучше чем в первый раз. Ходила я за отцом, разглядывала груды товаров да толпу народа, дивилась на ярмарочный торг, песни, сказания.
Филипп подъехал поздороваться. Я сразу узнала его лошадь – отец продал ее в прошлом году на ярмарке. Кроме него никто из знатных господ не то, что словом перемолвиться, вообще нас не замечал.
Филипп был страшно худой, да и вообще какой-то хилый, кожа бледная и круги под глазами. Но глаза у него были спокойные, добрые. Он пошел со мной гулять по ярмарке и подарил сережки с бирюзой, на которые я загляделась. А потом спросил, пойду ли я за него замуж. Ну, я и согласилась. Ведь после того, как моя сестра вышла замуж за богатого крестьянина из Флинта, кто б из дворян за меня посватался? И до того видать не больно сватали, раз Жанна вышла за первого крестьянина, приславшего за ней сватов. А Филиппа я по-доброму пожалела, да и знала, что понравилась ему сильно, а то чтоб ему брать в жены бесприданницу да еще из такого захудалого рода. Мать с отцом страшно обрадовались, хоть и считали, маловата я еще для замужества, и про поместье жениха много разного судачат: что земля там нездоровая – одни болота, люди, мол, мрут там как мухи.
Жили мы с Филиппом хорошо, хоть и невесело мне было в полупустом замке среди болот. Родни у Филиппа не было никакой – все давно перемерли от болотной лихорадки – одна старая няня Фиона. Она-то и учила меня вести хозяйство по-местному, не так как у нас. Скота никакого не разводили, собирали разные травы, водоросли болотные, мох, кору и ветки с деревьев. А потом готовили из них настойки и наливки, отвары всякие, мыло, краски и даже нить пряли. А уж на ярмарках люди все это разбирали – диковинный товар, да и полезный.
Филипп старался отпускать меня к родителям почаще, брал всегда с собой на ярмарки. Один раз мы с ним даже ездили в Ланкастер, заказать себе новое платье к Большому дворянскому смотру. Только побывать там нам не пришлось: Филиппу сделалось совсем худо.
В первый год как мы поженились, здоровье у него было лучше. Он даже катал меня на лодке почти каждый день. А потом стал все слабеть и слабеть, и няня Фиона со всеми ее настойками и отварами ничего не могла поделать.
Пригласили лекаря из Ланкастера, он умнό покачивал головой в колпаке, велел принимать порошок из толченого жабьего камня и сказал, что во всем виновата болотная лихорадка. Только Фиона так не думала. Она считала, что слишком много родня Филиппа меж собой роднилась, тут уж никакими снадобьями не помочь.
Так мы с ней и ходили за Филиппом, пока он угасал. И платье парадное, что заказывали, только и понадобилось для погребения его обрядить. Прожил Филипп, последний барон Чандос, тридцать два года. А я осталась вдовой шестнадцати лет.
***
После похорон забрали меня родители назад в Жанин. Пожила я там пару месяцев, а потом собралась и поехала обратно на болота. Был конец лета – пора собираться на ярмарку. Надо было проверить, все ли готово, починены ли повозки, помочь старой Фионе составить список товаров, что нужно купить впрок. Я решила ехать на ярмарку сама. Отец меня одобрил, да и у него в такое время не было ни одной души лишней, чтоб послать со мной.
Поехала я на ярмарку в третий раз, и судьба распорядилась так, что на этой ярмарке я повстречала своего второго мужа.
Случилось это вот как. Мы с Фионой пошли заказать мессу по Филиппу в церковь святой Женевьевы в Виле. Молилась я за Филиппа, только на душе у меня было неспокойно. Пока я жила у родителей, приглянулся мне один парень. Наш, местный, я его с детства знаю, Жакоб. Ну, и закрутилось у нас с ним. Я ведь молодая, только овдовела, а жить-то охота.
В общем, все бы ничего, да только стал он похваляться, что, мол, дочка баронская ради него что хочешь сделает, и рассказывать, как там да что у нас бывает на сеновале. Разозлилась я страшно и обиделась, только вот делать было нечего – не рассказывать же родителям, чтоб отправили его подальше от Ла Курятника, молоть грязным языком по городам и весям.
Так и уехала в Чандос. Там Фиона такая грустная ходила, что я решила взять ее с собой на ярмарку. А чтоб не думала она, что я забыла Филиппа, пошли мы заказать мессу. Я знала, что ей давно хотелось это сделать, да и сама скучала по нему. Рассказать бы ему все как живому, он ведь меня лучше родителей понимал, никогда не корил.
В ту церковь зашел помолиться и дон Педро Альтамира. Я-то его тогда не заметила, задумавшись. А он меня заприметил. И на ярмарке подошел посмотреть наш товар. Купил кое-что. Разговаривал о хозяйстве, о налогах. Похвалил, как я с челядью управляюсь. Я с ним не робела, но вела себя, как подобает вдове. На том и распрощались.
Ярмарка прошла удачно, покупатели так и шли, мы распродали все товары. Мои чандосцы говорили, что это, потому что хозяйка молодая и красивая, все у лотка
