«У Симпсона».
– Хм, – только и сказал Хью, будто пытаясь найти в этом тайный смысл.
– Слушали, как негритянка поет.
– «У Симпсона»? – изумился Хью.
– У Иззи дома пластинку поставили.
– Хм.
Отец придержал дверцу «бентли», и Урсула забралась на дивное кожаное сиденье, внушавшее такую же уверенность, как и сам Хью.
Сильви считала стоимость этого автомобиля «разорительной». Он и вправду был умопомрачительно дорогим. За время войны Сильви привыкла к бережливости: обмылки не выбрасывались, а расплавлялись в мисочке на огне и использовались для стирки, простыни сдвигались от краев к середине, старые шляпки получали новую отделку.
– Дай ей волю – мы бы жили на курятине и яйцах, – посмеивался Хью.
Сам он, напротив, после войны приобрел определенную широту натуры. «Не лучшее качество для банкира», – замечала Сильви. «Carpe diem»[28], – отвечал Хью, а Сильви говорила: «Ловить ты никогда толком не умел».
– У Иззи есть машина, – сообщила Урсула.
– Вот как? – удивился Хью. – Ручаюсь, в подметки не годится этому зверю.
Он любовно погладил приборную доску «бентли». А когда они отъезжали от станции, вполголоса сказал:
– Ненадежная.
– Кто?
(Мама? Машина?)
– Иззи.
– Да, наверное, – согласилась Урсула.
– Как она там?
– Ты же знаешь. Неизлечима. Иззи есть Иззи.
Вернувшись домой, они застали Тедди и Джимми в утренней гостиной за игрой в домино; в соседней комнате находились Памела и Герти Шоукросс. Винни была чуть старше Памелы, а Герти – чуть младше, и Памела дружила с обеими, но не одновременно. Урсула, безраздельно преданная Милли, не понимала таких отношений. Тедди обожал всех сестер Шоукросс, но сердце его было отдано младшей, Нэнси.
Сильви нигде не было видно.
– Почем я знаю? – равнодушно ответила Бриджет на вопрос Хью.
Миссис Гловер предусмотрительно оставила им в духовке баранье рагу, еще теплое. Сама миссис Гловер от них съехала. Сняла себе домишко в деревне – чтобы сподручнее было и служить у них в доме, и ухаживать за сыном. Джордж почти не выбирался на улицу. «Горемыка», называла его Бриджет, и с таким мнением трудно было не согласиться. В ясную (а иногда и в ненастную) погоду он сидел у входной двери в громоздком кресле-каталке и смотрел, как мимо проходит жизнь. Его красивая голова («некогда львиная», с печалью вспоминала Сильви) свешивалась на грудь, а изо рта длинной нитью стекала слюна. «Вот бедолага, – сказал Хью. – Лучше уж было погибнуть».
Иногда дети увязывались за Сильви или за Бриджет (не проявлявшей, впрочем, особого рвения), которые ежедневно ходили его проведать. Странно: мать хлопотала у них в доме, а они тем временем шли проведать ее сына. Сильви суетливо укутывала его
«Лови момент» (лат.).
