платный!
Жульдя-Бандя обозначил на лице оттенок мудрости, что крайне сложно сочетается с молодостью:
– Бесплатен воздух, – он артистично вознёс руку с указательным пальцем наголо, категорично тикая им, – но права дышать никто не может даром получать (Д. Байрон)! – с этим торжественно и гордо, будто направляется не в туалет типа сортир, а в кремлёвские палаты, двинулся в общественную уборную.
– Купите зонтик, мущина, смотрите какой изящный! – продавщица для затравки раскрыла чёрный классический зонт и крутнула перед носом потенциального покупателя, отягощённого другими проблемами. – Купите – не пожалеете. Вам очень к лицу!
– Подлецу всё к лицу! – констатировала женская голова, выглядывающая из-под разделяющей прилавки брезентовой ширмы.
Жульдя-Бандя улыбнулся, вспомнив кроткого и покорного толстячка – обладателя десяти пар красных пролетарских трусов.
В туалете было душно, и стоял устойчивый запах аммиака. Впрочем, свежая надпись чёрным фломастером на кафельной плитке перегородки окончательно развеселила нашего героя: «На стенках гадости писать традиция не нова, но согласись, еб…на мать, что только здесь свобода слова».
Жульдя-Бандя, вполне удовлетворённый экскурсией по «Привозу», направился к выходу. Поравнявшись с ларьком с хлебобулочными изделиями, не смог пройти мимо, не затронув кучерявую розовощёкую, с пухленькими детскими губами аборигенку.
– Белий булька, дать, – он решил побыть немного иностранцем, коих в Одессе как собак нерезаных, к тому же его внушительных размеров дипломат из крокодиловой кожи вполне этому способствовал.
Продавщица ничего не поняла, кроме слова «дать». Виновато улыбаясь, перехилилась через прилавок, обратившись к торгующей пирожками соседке:
– Нюрка, шо ему надо – какую-то бульку?
– Бе-лий буль-ка, – членораздельно повторил иностранец, вопрошая: – Твоя моя не понимай?!
Та покрутила головой:
– Не понимай.
– Хлеба ему нужно белого! – с гордостью, будто перевела с китайского, пояснила соседка.
– Он за хлеб ничего не говорил, – как школьница, стала оправдываться продавщица, – бульку, твою мать, ему подай!
– Та он же ж нерусский, – в свою очередь, стала оправдывать иностранца соседка.
– Нерусский – жопа узкий, – в сердцах буркнула кучерявая, подавая иноземцу булку белого пахучего хлеба.
– Жьёпа, жьёпа, – иностранец стал тыкать пальцем в правую ягодицу, – моя понимай!
– Ещё б не понимай! У них каждый второй – голубой! – соседка захохотала так искренне, что торгаши тотчас устремили взоры на возмутительницу спокойствия.
– Ноу, ноу, – отказавшись принимать хлеб, крутил головой иностранец. – Литл, литл, – ма-ленкий… бульёчка, – он, соединив указательный и большой пальцы обеих рук, обозначил требуемый размер хлебобулочного изделия, ткнув затем в то место, где на прилавке покоилась нужная сдоба.
– Ох,
