Ни тот, ни другой, естественно, кастратами признавать себя категорически не пожелали, порываясь тут же доказать обратное.
Александры, выказывая задатки мужественности и стойкости, покидали парилку последними: путаясь друг у друга в ногах, бросились в бассейн.
В парилку зашли ещё раз с тем, чтобы приятное не возобладало над полезным.
По возвращении Жульдя-Бандя сходу отнял инициативу у зазевавшегося Александра-первого, порывавшегося своим тостом произвести открытие очередного выездного уик-энда.
– Уважаемые мальчики и, с позволения сказать, девочки! – начал он.
– Я протестую! – толстушка Кэт «захлопала крыльями», выражая протест. – Это ж почему – с позволения сказать, девочки?!
– Ну, хорошо. Уважаемые девочки и, с позволения сказать, мальчики! Давайте выпьем за нашу развесёлую компанию! Ура, товарищи! Только не нужно оваций – достаточно бурных аплодисментов.
«Ромашку» стали очищать от «лепестков», сиротя желток, при этом – первой покусилась на неё Виолетта, считая:
– Любит, не любит, любит, не любит.
Последняя котлета досталась Марине.
– Не любит, – сосчитала она, с сарказмом заметив: – Никто тебя, стерву, не любит.
Той на всё это было глубоко наплевать, и она, расчленяя котлету вилкой, огрызнулась:
– Полюби Ивашека, шо на печи всрався.
Глава 41. Бесплодные потуги Александра первого завоевать аудиторию
– Сандро, слабай что-нибудь про любовь! – заказала Кэтрин, чрезмерные габариты которой не способствовали познанию этого чувства: представители противоположного пола видели в ней гору мяса, но никак не женщину.
Александр-первый, как всякий уважающий себя музыкант, стал ломаться, желая, чтобы его поупрашивали, причём, все без исключения и с выражением.
– Спой, светик, не стыдись, – не смог отказать себе в удовольствии вставить небольшую ремарку и снять спесь с зарвавшегося артиста Жульдя-Бандя.
Сандро хотел было обидеться на «светика», но, видя на лице кисельного братца Виолетты шутливую улыбку, принял гитару у Кэтрин. Та, как оруженосец Дон Кихота – Санчо Панса, услужливо принесла её из комнаты, в которой та покоилась на теннисном столе.
Сандро подушечкой большого пальца провёл по струнам и, утомляя публику, стал настраивать. Потом громыхнул нечто с претензией на кубинский танец, перемещая мажорное баре: с первого на третий и на пятый лады. Это была его коронная фишка, на которую клевали далёкие от музыкальной грамоты люди, почитая сие за профессионализм.
После короткой паузы, означавшей смену репертуара, гитарист, умело маневрируя аккордами, фактически создавая величину и объём, запел душещипательную песню о неразделённой любви. Затем – душераздирающую о любви разделённой, но со смертельным исходом.
– Композитор, изобрази что-нибудь весёленькое! – пожелала Марина,
