тучную женщину, сделав её пушистой и безоблачной.
− Много ли нужно человеку для счастья, − шепнул на ухо товарищу Жульдя-Бандя, чрезмерно польщённый своей находчивостью.
Друзья мужественно терпели до прихода поезда, который, по устоявшейся традиции министерства путей сообщения, опоздал на четверть часа. Они стояли поодаль от щебечущих казачек, никоим образом не выказывая плотских намерений. И впоследствии, знакомясь, выразили искреннее удивление, встретив их в купе уже в качестве попутчиц.
В вагоне ехало не более десятка пассажиров, что искренне радовало проводников. Людям в столь смутные времена, когда социализм ещё не умер, а капитализм пока не родился, было не до жиру.
Попутчицы оказались весёлыми, наивными и доверчивыми, как и все − корнями от земли и сохи.
− Зина, Света, − поочерёдно протягивая лапки, представились женщины.
Зина − платиновая блондинка с яркими полными, чувственными губами, своим видом подчёркивала отчуждение от сельских простушек. Света − русоволосая, пожалуй, посимпатичнее и на полголовы выше, была в новомодных джинсах Levi Strauss. Это могла себе позволить разве что дочка первого секретаря райкома партии.
− Витя, Федя, − представились молодые люди, которые тоже, кстати, не походили на крестьян. Жульдя-Бандя, которому понравился добродушный наивный азиат, пожелал побыть Федей. К своему стыду, он заметил, что доселе никогда не был Федей, хотя тот ничего плохого ему не сделал.
Дамы сообщили о своём намерении переодеться.
− А мы не стесняемся, − честно признался Фунтик, коего следовало бы уже называть Витей.
− А мы стесняемся, − в голос заявили дамочки, депортировав представителей сильной половины в проход.
«Это пройдёт», − подумал Жульдя-Бандя, и друзья отправились в вагон-ресторан за лекарством от стеснительности.
Вернувшись, попутчики выложили из пакета бутылку «Кизлярки» и пышущего жаром запечённого в фольге гуся, ради которого пришлось больше получаса томиться ожиданием.
Женщины уже сидели в домашних халатах. Зина − в махровом рубинового цвета, Света − морской волны, из китайского шёлка, с выбитой на спине цветущей сакурой с розовыми цветками и пурпурными листьями. Они были явно встревожены столь долгим отсутствием попутчиков:
− А мы думали, что…
− Шо мы отстали от паравоза? − Фунтик улыбнулся, выставляя на стол позаимствованные у проводницы стаканы.
− Шо паравоз отстал от вас, − передразнив, хихикнула Зина, закинув ногу на ногу, до неприличия оголив утомлённые загаром окорочка.
Солнечные ванны, правда, приходилось принимать на огороде у матери с тяпкой в руках, поскольку в деревне слово «отпуск» на русский язык не переводится, а летом и подавно. Именно поэтому сельчане, уставшие за свой рабский труд получать гроши и зарабатывать грыжу, переезжали в город, что и сделали попутчицы. Они возвращались домой, в Санкт-Петербург,
