Ну… тогда губернатором острова Сомбреро или, на худой конец, районным уполномоченным по правам колхозников.
Фунтик скупо улыбнулся, зная, что крестьяне обладают единственным правом – пахать и сеять. Он шёл, как жертва на заклание, и его единственным желанием было вернуться в душный вагон поезда, который всё ещё стоял, будто дожидаясь своих ветреных пассажиров.
Он опять остановился, оставив на лице открытую форму неприязни:
− Послушайте сюда, Жулик! Шо я имею вам сказать. Шо если вас будут немножко бить, я буду много делать ноги! А шо бы ви хотели, шоб меня совсем убили из-за какого-то идиёта?! Шоб я перестал бить живой только потому, что какому-то… − Фунтик хотел сказать что-то оскорбительное, но дружок был на полголовы выше и шире в плечах. − Видит бог, нас обоих утопят в этом колодце… системы «журавель», − он кивнул в сторону единственного источника питьевого водоснабжения на хуторе.
− Тебя могут, а меня вряд ли, − Жульдя-Бандя был весел, беззаботен и хладнокровен. − Топить в колодцах мыслителей уже давно вышло из моды. Прошли времена инквизиции, когда философов поджаривали на кострах, как люля-кебаб…
− Философ хренов! − язвительно бросил Фунтик.
− Стой! − Жульдя-Бандя остановил его, придав пальцу восклицательное положение. − Ты что-нибудь слышишь?!
− Ну орут… и что?
− Нет, ты ничего не слышишь. Ты не способен услышать мелодии запахов! − вынес обвинительный приговор мыслитель.
Из жерла трубы куреня, крытого почерневшей от времени камышиной, ветерок приносил неистребимый запах горелого кизяка, от которого, чего греха таить, никакой мелодии не исходило. В хатёнке проживали «три девицы»: баба Нюра, названная девицей условно, с двумя неискусобрачными, предбальзаковского возраста дочками.
− Это эротический запах горящего кизяка. А вы знаете, что такое кизяк?! −
представитель вымирающего отряда глубокомыслящих индивидов посмотрел на приятеля так многозначительно, будто вопрос касался тригонометрических функций.
− Сушёное говно! − обнаружил знание предмета Фунтик.
Нечаянный ветерок всклубил дорожную пыль напротив хатёнки с камышовой крышей, толкая серый бездушный колобок вдоль дороги.
− Нет, это нетленный символ торжества человеческого разума, − философ двинулся вперёд, на ходу продолжая дискуссию. − Только высшее сознание, которым, как мы видим, наделены бескорыстные труженики полей и огородов, способно из скотских испражнений получить тепловую энергию. Но ваше дерьмо, дражайший, сколько его ни поджигай, гореть не станет. Оно пригодно, разве что, для разведения опарышей. − Жульдя-Бандя сорвал свесившийся на дорогу колосок пшеницы и, расшелушивая мягкие недозрелые зёрна, попробовал на вкус, выбросив остальные.
− Из вашего говна, гадом буду, вряд ли будут производить детское питание! − раздражённо заявил пессимистично настроенный дружок.
− Так что у нас с капустой?
− У
