Как на это посмотрит коллефтив, ка оценит ваш поступок, ась?
– Федор Моисеевич, вы все же мужик, а не баба, которая занимается сплетнями, и вы можете зайти в любое время, не спрашивая разрешения у секретаря по своему статусу. Если хотите, я изменю этот статус. Далее, есть светская манера поведения. Дама вошла, я обязан протянуть ей руку, а когда она прощается, мне надо поцеловать ее в щеку. Я все выполнил, но тут она, шалава, в знак особого расположения, впилась мне в губы. Я не исключаю, что в определенном месте, при определенных обстоятельствах, она могла бы решиться на что-то больше. Ну и что из этого. Где тут моральное разложение, противоречащее коммунистической морали.
– Так-то оно так, но вы человек семейный и у вас молодая жена…, красивая, приветливая…
– Федор Моисеевич, вы хотите забраться в мою семейную кровать по принципу трех спальная кровать: Федя с нами?
– Что вы, что вы, Александр Павлович, голубчик, я только о вас забочусь, о вашем афторитете. Он у вас очень высокий этот афторитет, а я при вас, видит Бог.
– В таком случае, не лезьте туда, куда вас не просят. Все, желаю вам добиться более высоких показателей в социалистическом соревновании, – произнес я убийственную фразу, протягивая руку Федору Моисеевичу.
* * *
В половине четвертого, нагруженный сумками, я уже был у Сонечки, в ее огромной трехкомнатной квартире старой постройки с маленькой кухней, оборудованной газовым отоплением. В трех комнатах не было диванов, хороших стульев, во многих местах не горели лампочки, а линолеум на полу во многих местах поцарапанный. Один шкаф пустовал, а второй торчал, с дверцей, опирающийся о пол. Я хотел сказать, что это никуда не годится, но вспомнил, что здесь обитают одни женщины, умолк, заскрипев зубами.
Сонечка сразу набросила халат, прикрыв все свои сексуальны причиндалы, схватила нож и принялась чистить картошку. По части картошки, она была настоящая мастерица, а что касается других, более изысканных продуктов и их приготовления, она плавала, как моряк со завязанными руками и ногами.
Мне и самому пришлось подключиться, и вскоре пролетарский обед был готов, а Сонечка могла снять с себя халат.
Помня прошлый совместный обед, когда мы наклюкались как поросята, я заполнял спиртным только донышко и Соня не возражала. Это был плюс для нее. В семь вечера я засобирался домой.
– Подожки, я тебе покажу, какая я богатая.
Она тут же побежала в самую маленькую комнату, а там еще был потайной чуланчик, извлекла старых два холщовых мешка весом по три-четыре килограмма каждый и бросила на маленький пошатывающийся столик в комнате нашей любви.
– Вот, можешь высыпать, полюбоваться.
Я действительно высыпал содержимое двух мешочков на стол и ахнул от удара невиданной ранее красоты не только поблекших десяти рублевых монет царской чеканки, но и изделий –
