в божков? То же самое, что Зевсу какому-нить поклоняться. Или Эли-Адонаю какому-нить. Говорят, были какие-то секты – и скрепы, скрепы! – Иегова его звали.
Его! – охренеть, как страшно.
Кальвинизмом отдает.
Я ж знаю, знаааю все про это, я – начитанная. Даром, что аудио – скажем так: наслушанная. В раньшие времена…
Ох. Раньшие.
Или позжие.
Мне не дано узнать, это ж все в моей голове путается, может, в лайфлайне перекрутила… А ведь верно, могла.
Могла запросто!
В сердцах.
Говорили же не подходить к ней на эмоциях, а я… Беременных вообще надо бы изолировать от общества, отвечаю!
Так вот, я напряглась конечно, вспомнив о лайле, своей лайф лайне, но буду продолжать. О ней подумаю завтра, как Скарлетт. Да-да, я и о ней знаю. Считается, что все девки в раньшие времена в нее играли, а я – теперь. Вообще, романы это непреходящие ценности, и «Поющие в терновнике», и «Унесенные ветром», а «Над пропастью во ржи» и «Повелителем мух» зачитывались в универе, заслушивались, рыдали все без искл. Какие же мы… сентиментальные, похоже! Здесь люди какие-то… То ли бесчувственные, то ли глубоко скрывающие свои эмоции. Мы и поплакать, и попрыгать, и наораться вдоволь, и ржать, как кони – а они хранят какие-то тайны, так их, какие-то секретные дела у них тут, наверное. Может, это их поднимает в собственных и чужих глазах: скрытность. Мол, я много значу, если много скрываю. Я така значима единица!
Пиз… ц величественные.
Просто пиз… ц – а как по-другому сказать?
Пипцы всякие и песцы здесь в ходу, я уж слышала.
Неприятненькие такие.
Скрытные!
Хочется прям говорить сильно, хочется словарь составить, а то забывается – колют мне что-то, табсы дают, я перестаю помнить. Только когда за телеф хватаюсь, потихоньку вспоминаю, да не отобрали бы и его…
Пиз… ц! – это то, что наступает, или то, что ты видишь, конец света такой.
Ох..ть, оп..денеть – это когда вообще не до чего, сплошной секс в мире творится.
Ох… льно – соответственно, то, отчего ох… ваешь.
Х… – х… там, х… на, на х… и проч – мужское, конечно, но мы ж, бабешки, перенимаем легко, нам нравится нравиться! О стволе все и его возможностях. Возможности у ствола-х… прекрасные, они открываются лет в пятнадцать-шестнадцать – и до самой смерти. А до этого времени мы познаем этот вот х…, тоже понимаем, что он и есть великий боже, Адонай и Зевс в одном, удовольствие там, и детишки, и вообще…
Я стала стесняться!!!
«И вообще»!
Жуть.
Жесть.
П… дец.
Б… дь – присказка. Я понимаю, все понимают, что это когда-то была легкая женщина. Мы сейчас все легкие, все – полиаморные, за искл Карен (смайл, смайл, здесь смайл был бы, если бы она читала. «Каринка, где ты?» – вот опять слезки, и чо?) И, йоптыть, жгут же по-бл… ски.
