чем Мэйси успевает ответить, раздается стук в дверь.
– Интересно, сколько же человек стучится в твою дверь до семи тридцати утра? – шутливо спрашиваю я, идя открывать. Мэйси не отвечает, только усмехается и начинает накладывать макияж.
Открыв дверь, я вижу моего дядю – он с беспокойством смотрит на меня.
– Как ты себя чувствуешь? Мэйси сообщила мне, что вечером и ночью тебя рвало.
– Лучше, дядя Финн. Моя тошнота прошла и головная боль тоже.
– Ты в этом уверена? – Он делает мне знак вернуться в кровать, что я выполняю, причем, если честно, испытывая при этом некоторое облегчение. Последние две ночи я так мало спала, что сейчас чувствую себя как в тумане, хотя горная болезнь наконец-то отпустила.
– Ну, хорошо. – Он кладет ладонь мне на лоб, словно проверяя, нет ли у меня температуры.
Я хочу пошутить насчет того, что горная болезнь – это не вирус, но, когда он целует меня в макушку, у меня перехватывает дыхание. Потому что сейчас, когда он сдвинул брови и скривил рот, так что на его щеках еще четче обозначились ямочки, дядя Финн стал так похож на моего отца, что мне приходится собрать всю мою волю в кулак, чтобы не заплакать.
– Я все же думаю, что Мэйси права, – продолжает он, не замечая, насколько я вдруг пала духом. – Сегодня тебе лучше будет весь день отдыхать и приступить к занятиям только завтра. Потеря родителей, переезд, Кэтмир, Аляска – ко всему этому невозможно привыкнуть быстро, а тут еще горная болезнь.
Я киваю и отвожу взгляд, чтобы не дать ему заметить горя, отражающегося в моих глазах.
Должно быть, он понимает, каково мне сейчас, поскольку больше ничего не говорит, а только похлопывает меня по руке, после чего подходит к туалетному столику, за которым Мэйси все еще накладывает макияж.
Они начинают говорить, но голоса их звучат так тихо, что я ничего не могу расслышать, а потому просто перестаю прислушиваться и натягиваю одеяло до подбородка. И жду, чтобы мучительная тоска по моим родителям прошла.
Спать я не собиралась, но все-таки засыпаю. В следующий раз я просыпаюсь в час с чем-то и слышу, как у меня урчит в животе. Но на сей раз это вызвано тем, что в желудке уже более суток не было ничего, хоть сколько-нибудь напоминающего еду.
На холодильнике стоит банка арахисового масла и лежит упаковка крекеров, и я жадно набрасываюсь и на то, и на другое. Умяв тонну арахисового масла и целую упаковку крекеров, я наконец снова начинаю чувствовать себя человеком.
А еще я чувствую себя в этой комнате и в этой школе как в западне.
Я пытаюсь не обращать внимания на охватившее меня возбуждение, пытаюсь смотреть мои любимые сериалы на Нетфликсе, читать журнал, который не дочитала в самолете. Я даже пишу сообщение Хезер, хотя и знаю, что она сейчас в школе, – я надеюсь, что мы с ней сможем какое-то время вести переписку по телефону. Но ей удается отправить мне только одно сообщение, в котором она пишет, что сейчас у нее контрольная по математическому анализу, так что из нашей переписки явно ничего не выйдет.
Что бы я
