в бегство, чуть ли не расталкивая соратников. За ним ринулись остальные, начали прыгать за борт. Донесся гулкий всплеск, за ним еще один, третий, четвертый…
– Кажется все, – Олен опустил ледяной клинок, на котором не осталось и следа крови.
– Нет, не все! – кровожадно заявил гном, извлекая из ножен устрашающе иззубренный широкий тесак. – Надо дорезать раненых! Ну и обыскать трупы! Вдруг у кого что ценное найдется?
– Ну уж это без меня, – сказала Саттия. – Хотя стрелы собрать нужно…
И она вслед за Гундихаром двинулась в сторону носа, останавливаясь у каждого лежавшего на палубе тела.
– Этот наш… это труп, а вот этот шевелится. Ха-ха! – сортировал павших гном.
– Э… уже закончили? – из люка выглянул Бенеш, а вслед за ним выбрался сонно моргающий кот. Увидев следы схватки, он протяжно мяукнул и разочарованно посмотрел на Олена, как бы говоря – и чего меня не позвали?
– Ага, – Рендалл опустился на корточки, погладил Рыжего по спине. – Управились, хотя в один момент мне показалось, что нас одолеют…
На то, чтобы осмотреть и выкинуть за борт тела, понадобился примерно час. К этому моменту солнце закатилось, так что палубу от крови отмывали при свете факелов, луны и сигнальных фонарей. Олен спустился в каюту и обнаружил там Гундихара, у масляной лампы разглядывавшего длинный и узкий кинжал с ромбовидным в сечении лезвием.
– Вот, у одного из разбойников снял, – проговорил гном хвастливо. – Знаешь, что это такое?
– Конечно. «Жало милосердия», – сам Олен не имел дела с клинком, предназначенным для того, чтобы добить поверженного врага в латах. Но предки-императоры использовали его по назначению не раз.
– О, точно! Можно будет продать. Стоит такая штука немало. Еще я добыл три кошелька, пара цехинов в них наберется. А то твоя девица жаловалась, что денег у нее не осталось.
– Она не мо…
Дверь каюты открылась, в нее заглянула Саттия.
– Совещание мародеров? – поинтересовалась она. – Я бы попросила вас выйти, поскольку собираюсь раздеться и лечь спать…
– Как скажешь, – Олен поднялся. Гундихар засунул кинжал в золоченые ножны и закинул на койку. Они вышли в коридор и ждали там в темноте, пока из каюты не донесся окрик «Можно!».
Олен первым зашел внутрь, за ним шмыгнул Рыжий и устроился у отвернувшейся к стене девушки в ногах.
– Где там Бенеша носит? – спросил гном, подходя к столу. – Тушить свет или подождать?
– Туши, – сонно ответила Саттия. – Он сказал, что собирается смотреть на эти… звезды, чтобы что-то там прозревать…
Забравшись под одеяло, Олен услышал, как звякнул стеклянный колпак лампы. В каюте стало темно. Когда Гундихар улегся и перестал возиться, то стал слышен мерный шорох воды под днищем, поскрипывание досок обшивки и равномерное сопение спящего оцилана.
Вслушиваясь
