появившийся в комнате Айзек Пени. – Может быть, в вашей повозке лежат какие-то нужные вам вещи? Я мог бы их принести.
– Одну минуточку, господин Пени, – ответил окулист. – Так или так? Так или так?
Он устало опустился на стул, испытывая разом и облегчение, и разочарование, и сказал, что у Беверли прекрасное зрение и она не нуждается в очках.
– Она носит очки с детства! – возразил Айзек Пени.
– Что я могу вам сказать? Значит, они ей больше не нужны.
– Прекрасно. Вышлите мне счет.
– За что? Я ведь не сделал ей очков.
– За то, что вы согласились прийти сюда в такой холод.
– Не понимаю вас…
– Она видит хорошо?
– Она видит прекрасно.
– Так выставьте мне счет за прекрасное зрение!
Обитатели дома стали собираться в столовой еще до того, как раздался звон колокольчика. Окулист же тем временем откланялся и исчез в морозном мраке ночи.
Господа и слуги обедали у Пеннов за одним столом. Айзек Пени никогда не был аристократом. Он вырос на борту китобойного судна и потому всегда считал, что офицеры должны обедать вместе с матросами. Помимо прочего, детям Пенна (Беверли, прежде чем та выросла и заболела, Гарри, Джеку и Уилле, которой было всего три годика) было позволено приводить за стол своих друзей.
– Здесь представлено все наше общество, – говорил Айзек. – У нас разная работа. Но здесь все равны, всем рады и всем надлежит мыть руки перед едой.
В этот студеный и ветреный декабрьский вечер в столовую пришли Пенны (Айзек, Беверли, Гарри, Джек и Уилла), друзья Пеннов (блондинка Бриджет Лавель, Джейми Абсонорд и Честер Сэйтин) и слуги (Джейга, Джим, Леонора, Динура и Лайонел). В соседней комнате, к огорчению Беверли, исполнялись популярные вальсы (ей нравились популярные вальсы, но она недолюбливала пианолу). Огонь горел в двух каминах, расположенных по разные стороны от накрытого стола, поблескивавшего фарфором и хрусталем, на который были поданы жареные цыплята, свежий салат, нантакетский картофель с мясным бульоном, а также всевозможные приправы, сельтерская, галеты и вино.
У Честера Сэйтина были прямые прилизанные волосы. Он и Гарри Пени сидели как на иголках. В этот день они сбежали из школы, отправились в центр города и сходили на выступление полуобнаженной испанской цыганки Карадельбы, во время которого Честер Сэйтин, всегда отличавшийся скверными наклонностями, приобрел пачку порнографических открыток, и те в данный момент были спрятаны под половицами комнаты Генри Пенна, находившейся прямо над столовой. И Гарри Пенну, и Честеру Сэйтину казалось, что открытки эти с фотографиями полуодетых или, вернее, полураздетых красавиц с томными взглядами вот-вот провалятся через потолок и опозорят их на веки вечные. Судя по тому, как бесстыдно демонстрировали свои голые руки, шеи и колени эти падшие женщины, для них вообще не существовало никаких норм приличия (хотя на них было
