по сторонам. Вопли инспектора разлетались во все стороны ущелья и эхом возвращались обратно.
– Ну? – нервно крикнула мне Татьяна, туго стягивая концы бинта. – Что ты хочешь сказать?
Если бы я сказал ей все, о чем в этот момент думал, – она бы застрелилась из своего «макарова».
– Я знаю, что у тебя на уме, – не дождалась она от меня откровения.
– Тогда прими соболезнования, если ты такая догадливая, – ответил я.
– Его придется тащить на себе, – высказала она оригинальную мысль.
– А я думал, что ты мне предложишь отремонтировать вертолет.
– Где мы находимся? Хотя бы приблизительно.
– В Гималаях. Полагаю, что нас окружают горы.
– Не остроумно!
– Мое остроумие, милая, исчерпалось на базе и там, на небесах. А здесь вообще нет желания ни говорить с тобой, ни слушать твоего ворошиловского стрелка… Эй, господин инспектор! Это вам не Ла Скала, убавьте, пожалуйста, громкость!
– Ему надо сделать укол промедола!
– Надо – делай! Что ты смотришь на меня, как невеста на часы перед брачной ночью?
С ее энергией горы вверх дном переворачивать, подумал я после того, как Татьяна засветила мне в лоб снежком. Я повернулся к инспектору спиной, присел и завел его руки себе на плечи. Он был тяжелым, почти неподъемным, как рюкзак на высоте выше восьми тысяч метров, только инспектора нельзя было, как рюкзак, скинуть в пропасть.
– И куда мы пойдем? – спросила Татьяна.
Я выразительно посмотрел на нее и сквозь зубы процедил:
– Уж, конечно, не вверх по склону.
Утопая в рыхлом снегу, я сделал несколько шагов и сразу устал. Ноги инспектора оглоблями торчали с обеих сторон от меня и все время норовили врезаться в снег. Руками он обхватывал мою шею так крепко, что я не мог сказать определенно: или он просто держит меня, чтобы я не убежал, или же на всякий случай пытается меня задушить.
Татьяна, подкравшись к нам с аптечкой, всадила инспектору в зад иглу шприц-тюбика. Инспектор замычал и обмяк. Мы начали спускаться, удаляясь от чадящего вертолета. Татьяна шла передо мной, протаптывая тропу и часто оглядываясь, словно хотела удостовериться, что я все еще демонстрирую свое феноменальное благородство.
– Вам удобно? Я не слишком быстро иду? – заботливо спрашивал я инспектора, когда останавливался, чтобы перевести дух. Тяжелые скальные массивы, похожие на крепостные башни, плыли перед моими глазами, как театральные декорации, пот лился по лицу, разъедая кожу. Она нестерпимо зудела, и я мечтал впиться в щеки ногтями и разодрать их до крови.
Наверное, ни я, ни инспектор не владели английским в той степени, чтобы в полной мере передать друг другу оттенки настроения. Полицейский воспринял мои полные ненависти слова так, словно я признал свою вину.
– Нога немеет, – с недовольством ответил он. – Вы не идете, а прыгаете.
