он сжал зубы, и челюсть шевельнулась), потом на лоб. (Ему нравился ее лимонный запах.)
– …прекрасен! – повторила она.
Он улыбнулся, гадая, правда ли.
Она спрятала в тепло руку с белыми ноготками, пальцем провела вдоль его носа, заворчала ему в щеку.
Он потянулся к ее запястью.
Она спросила:
– Твоя рука?..
И он убрал руку ей за плечо, хотел обнять.
Она вывернулась:
– У тебя что-то с?..
Он потряс головой, прижимаясь к ее волосам, влажным, прохладным, лизнул их.
За его спиной ветер тоже был прохладен. Кожа у нее под волосами горячее его языка. Он умостил руки в натопленную пещеру между их телами.
Она отодвинулась:
– Твои руки!..
Вены змеились в волосах дождевыми червями. Кожа цементно суха; костяшки раздуты мозольной коростой. Тупые большие пальцы жабами легли ей между грудей.
Она насупилась, придвинула кулачок к его костяшкам, замерла.
Она была морем подлунным; пальцы его – шишковатыми полуостровами. На оконечности каждого – ободранная, изгрызенная хитиновая развалина.
– Ты?.. – начал он.
Нет, они не искалечены. Но они… уродливы! Она подняла глаза. Заморгала, и они заблестели.
– …ты знаешь, как меня?.. – Он вдруг осип. – Кто… я?
В лице ее не было тонкости, но в улыбке, покаянной и уместившейся в основном между лбом и эпикантусом, – растерянность.
– У тебя, – сказала она, полногласно и церемонно (но кое-какие обертоны ветер все же стер), – есть отец. – Она тепло прижималась бедром к его животу. Воздух, до сей поры вроде мягкий, ножом разжимал ему ляжки. – У тебя есть мам!.. – Это он щекой прижался к ее губам. Но она отвернула лицо. – Ты… – она бледной рукой накрыла его ручищу (такая маленькая обезьянка – а такие громадные руки, ласково сказал кто-то. Он запомнил) у себя на ребрах, – прекрасен. Откуда-то пришел. Куда-то идешь. – И вздохнула.
– Но… – Он сглотнул все, что застряло в горле (он был не настолько мал). – Я потерял… не знаю что.
– Ты стал нынешним из-за того, что было, – продекламировала она. – Ты станешь будущим из-за того, что есть.
– Я хочу что-то вернуть!
Она завела руку назад, прижала его к себе теснее. Холодный колодец между его животом и ее поясницей схлопнулся.
– А чего у тебя нет? – Она оглянулась через плечо. – Тебе лет-то сколько?
– Двадцать семь.
– А по лицу гораздо моложе. – Она хихикнула. – Я думала, тебе… шестнадцать! А по рукам гораздо старше…
– И мерзее?
– …бессердечнее, чем, пожалуй, на самом деле. Ты где родился?
– Нью-Йорк, север штата. Города ты не знаешь. Я там пробыл недолго.
– Скорее всего, не знаю. Далеко ты забрался.
– Был в Японии. И Австралии.
