родился в Львове, но примерно в двухмесячном возрасте был оттуда увезен в Киев, куда отца перевели служить. Конечно, ничего из той львовской жизни я не помню. Хотя астрологи считают важным место рождения, под какими звездами. Зыбкость памяти. Гора многое мог спутать из того, что рассказывал мне. Да и документы не гарантируют точности, – в них нередко напутано. Любые исторические сочинения – это весьма вольная интерпретация происходивших событий. Но У. Черчилль сказал: «Чем глубже вы заглядываете в прошлое, тем дольше в будущее вам удается заглянуть».
С кем-то из его подчиненных у Рязанова был конфликт. Не знаю, на какой почве. Возможно, Рязанов защищал кого-то из своих летчиков. Летчики, как и разведчики наземные, работали в тылу врага. Военный летчик во время задания постоянно рискует жизнью. Могилы многих погибших неизвестны. У Ила начинает барахлить мотор, он выходит из строя, разворачивается в сторону своего аэродрома, и исчезает бесследно, словно переходя в другое измерение. Иногда сбитые пилоты падали на вражеской территории. И нередко попадали в плен. В книге А. Драбкина «Я дрался на ИЛ-2» Владимир Моисеевич Местер вспоминал: «Кто из плена приходил, тем плохо было. Не сразу, а потом, после войны. У нас был командир звена капитан Назмеев, в 42-м году его сбили, он попал в плен, бежал. Потом опять воевал. Закончилась война, мы базировались в Белоруссии. Ночью, я дежурил по штабу, подошла машина – два человека, как их всегда рисуют, на глазах у меня содрали с него погоны, посадили в машину и увезли. Жену и двух дочек забрали. Так и канул – ни слуху, ни духу… Это было страшное время, 1948 год…». Пилотам не у кого было искать защиты, кроме, как у командира, которому верили и на которого надеялись. И командир не оставлял в беде своих орлов. Как любое дело он доводил до конца, так и не бросал никого из своих. Но тут и командиру пришлось нелегко. Офицеры-особисты очень не любят, когда им, тем более, в присутствии других офицеров, делают замечания, выговаривают, пусть это и командарм. Воспринимается это ими как личная обида. У них свое начальство, свои представления о ценностях. У Рязанова противник оказался боевым, писал много докладных против него. Какой-то компромат, вероятно, был. Например, указывал, что Рязанов был арестован, но скрывает это. Он, видимо, решил, что – этим- то он уж наверняка добьет дважды Героя. Жалобщика тогда вызвали в особый отдел и спросили, откуда он об этом знает, от Рязанова ли слышал. А когда он ответил, что не от него, посоветовали эту информацию забыть, как раньше советовали это сделать самому Рязанову. Так что, далеко не все относились к нему с любовью и почтением. Как говорил сам Василий Георгиевич: я не червонец, чтобы всем нравиться. Замполит полковник Черноусов тоже почему-то писал жалобы на Рязанова. Неизвестно, какие партийно-политические расхождения у них были. Может, замполит полагал, что его должность требует не меньшего уважения, чем командирская. На одной из фотографий Черноусов выглядит почти юношей, румяный, пышущий здоровьем. Он был непримирим, писал без устали, с задором и энтузиазмом.
