ты выпьешь что-то нормальное со мной, чем какую-нибудь палёнку в чужом подъезде. Не могу сказать, что это всегда действовало так, как она рассчитывала, но подход был вполне разумным.
Мы выпили за знакомство, за встречу и ещё за что-то. Я перестала их слушать после второго тоста.
Если бы моя мать услышала подобные рассуждения из моих уст, она бы мне по ушам надавала – что в шестнадцать, что в двадцать, что в сорок восемь лет – но мне нравится курение как процесс. Вот уж не знаю, с какого перепуга, но я считаю, что выглядит это всё довольно эстетично. Ну, знаете, сигаретный дым, пахнущие табаком губы и подушечки пальцев…
Курящие мужчины тоже выглядели вполне себе эро… в смысле, эстетично. Я не знаю, почему, но я в восторге, когда от мужчины пахнет сигаретами. Хотя это, разумеется, напрямую зависело от того, каким был мужчина.
Стас и Дима ушли курить на балкон (иначе фиг бы я начала предаваться размышлениям о курящих существах мужского пола, если бы через окно зала не увидела, как Дима сжимает сигарету своими бледными офигенно красивыми пальцами), а я поскакала делать себе кофе, попутно думая о всяких мелочах. Когда у нас наконец выпадет снег, чем бы мне заняться в мой последний законный выходной…… как можно быть настолько классным? У меня были знакомые его возраста, я бы не сказала, что между нами лежала какая-то особенная пропасть непонимания, всё-таки я чаще проводила время как раз с такими, как он или старше (половина из них были моими с мамой общими друзьями, и да, так бывает, и нет, как раз с ними мне скучно не было), просто я увидела его в первый раз, а он уже кажется таким… знакомым? Уютным? Родным?
Я и не о любви совсем.
– Эй, рыжая, – заглядывает в кухню Дима. – Налей мне водички.
– Сам налей, – огрызаюсь я от неожиданности и смущения. Чувствую себя так, будто меня застигли на горячем, хотя мысли Дима, каким бы он там ни был, читать точно не умел. – Не маленький вроде.
– Да и ты, кажется, тоже, – говорит задумчиво-задумчиво и кладёт мне руку на плечо. Кухня у нас, конечно, не очень большая, но как он успел подойти, я всё равно не заметила.
От прикосновения я слегка дёрнулась. Нельзя же так внезапно, вдруг меня кондрашка хватит, что ты маме скажешь? Ваша дочь героически умерла у меня на руках, так и не домыв посуду?
– Мне шестнадцать, – на автомате уточняю я, поворачиваясь к нему лицом. Надо было делать это как-то менее порывисто, а то что-то его лицо слишком близко. И улыбается. Не улыбайся, лицо.
Я пытаюсь отодвинуться, но сзади столешница приветливо упирается мне уголком в пятый позвонок. Интересно, он случайно так встал?
– Да, я в курсе, – говорит Дима, и мне кажется, будто бы он приближается ещё сильнее.
От него пахнет сигаретами – кажется, ментоловыми. И едва уловимо – одеколоном. Довольно приятный, слегка терпкий запах. Я в этом не разбираюсь, но кажется, что ему очень подходит.
– Эээ, очень здорово, – бормочу я непонятно зачем.
