украдены, и за всем этим стоит Саммер. Пишу ему всё подряд, обещая разобраться с этой ситуацией. А он, скорее всего, начнёт судиться с теми, кто использует кадры, обнажённой фотосессии, в своих целях. Вряд ли это дело пойдёт дальше, и разбирательство с самой Саммер, скорее всего, не начнётся. Она могла уже улететь, чтобы никто не смог доказать её причастности. Но я уверен, что Флор встречалась с ней. Вероятно, она могла выставить снимки, полученные от Саммер, на сайт, и это легко проверить. И, не дай бог, я найду факты предательства Флор по отношению к Мире, то я убью её. Убью так, как знаю и умею. Я буду уничтожать всех одного за другим, пока не найду зачинщика. И мне плевать на то, что Флор обманула, подставила меня и использовала. Мне насрать на себя, а вот за то, что пережила Мира из-за их дерьмовой сущности, я истреблю их тем же способом. Я забуду о том, что мечтал стать нормальным. Я ребёнок улиц, и мне известно достаточно способов заставить человека жить, будучи мёртвым внутри, осквернённым, сотворившим с ним это.
Приняв душ и, приведя себя в более или менее достойный вид, направляюсь в столовую, не обращая внимания на тех, кто со мной здоровается. Покупаю сытный и презентабельный обед, чай, и направляюсь к главному корпусу общежития. Поднимаюсь на нужный этаж, и удерживая поднос на одной руке, стучусь в дверь. Спустя пару минут, слышу шаги.
– Флор, это я, – вкрадчиво произношу.
– Раф? Мне запрещено с кем-то говорить до внутреннего суда и…
– Детка, это же я. Обед тебе принёс, и хотел извиниться за то, что устроил в больнице. Мне так гадко оттого, что я напился и напугал тебя. Мне паршиво, Флор, ведь если бы не я, то ничего бы с тобой не случилось. Я скучаю по тебе. Ты мне нужна, пожалуйста, – скулю, ожидая вердикта. Конечно, он будет положительным, ведь я прекрасно умею убеждать девушек делать то, что хочу. Замок поворачивается, и на пороге появляется Флор. Её синяки не так красочны, как я запомнил. Ложь. Всё это ложь. Не будет жертва насилия стоять напротив меня одетая в шёлковый комплект, открывающий ещё больше обнажённое тело. Они боятся, что на них вновь нападут, и скрывают каждый кусочек кожи, а Флор – нет. Её волосы распущены, и весь вид кричит о том, что она совершенно не расстроена обстоятельствами, скорее, удручена тем, как к ней теперь относятся. Блевать тянет, но я радостно улыбаюсь ей и вхожу в комнату.
– Как ты себя чувствуешь? – Интересуюсь я и, ставя на стол поднос, поворачиваюсь к ней.
– Я не хотела возвращаться, а мама требует этого. Она зациклена на том, чтобы Миру наказали, но я… не желаю этого. А она твердит об одном: «Место главы сестринства свободно, и ты можешь его занять». Она не слышит меня, даже не хочет понять, что они все показывают на меня пальцем, а парни… мне страшно встречаться с ними, – причитает девушка, обнимая себя руками.
Какой же я был дурак, если раньше вёлся на эти огромные глаза, полные слёз, невинный взгляд, на ужимки и стеснительность! Идиот, мудак до кончиков волос, не замечающий, как явно она
