тебя, как гражданку Англии будут судить сначала здесь, а потом в Лондоне. И если в Швейцарии тебя признают виновной, то правительству придётся вытаскивать тебя из этой ситуации, а твоему отцу будет очень сложно потом вести дела. Ты должна подумать разумно о последствиях своих детских обид. Ты уже не маленькая девочка, Эмира. Ты молодая женщина и обязана защищать себя, – делает шаг ко мне, вынуждая задрать подбородок и недовольно поджать на секунду губы.
– Всё сказал? Если да, то пошёл вон отсюда, Грог. Встретимся в корпусе администрации через час, – сквозь зубы шиплю я.
– Господи, Эмира! Чего ты хочешь этим добиться? Внимания Эрнеста? Так сбрей волосы, сними порнографию или же татуировками забей всё своё тело, но только не тюрьма, чёрт бы тебя побрал! Я не позволю тебе загнать себя в гроб раньше времени! Не на моих глазах, тебе понятно? Поэтому я требую, чтобы ты сейчас же мне рассказала правду о том, кто тебя заставил взять всю вину на себя, и кто был зачинщиком на самом деле? – Всё, его терпение лопается, и он кричит на меня, а это действует совершенно противоположным образом не так, как он ожидал. Это вновь возвращает меня в ту ночь, где обвинения, неверие и боль наполняют разум, а сердце сжимается от каждого разрыва тканей, от вони, ненависти и наркотического влияния на мой мозг.
Я не собираюсь оправдываться! Нет! Больше не буду унижать себя, умоляя поверить в меня и мою человечность! Нет! Я сказала – НЕТ!
– Это я, Грог. Именно я хотела уничтожить эту суку и лучшее, что я могла сделать – показать ей, что она лишь шлюха и ничем не отличается от нашей мамочки. И я рада, что она испытала это. Я счастлива знать, что она пережила жестокое изнасилование, и её неприятная и слащавая морда была избита. Жаль, что она не умерла. Очень жаль. Они такие трусы, я бы сделала всё иначе. Я бы изуродовала её полностью и заставила захлёбываться кровью, вытащила бы на улицу и прибила бы гвоздями к кресту. Я бы распяла эту святую невинность и подожгла бы её, чтобы она сгорала и подыхала в страхе, – от моих слов мужчина бледнеет и с ужасом смотрит на меня.
А я честна, правда. Я ненавижу её. Ненавижу эту тварь. Ненавижу. И мне жаль, что она живёт. Жаль. Я жажду её смерти. Жажду, чтобы ей было так же больно, как и мне, всю мою жизнь. Жаль… как жаль, что, таким как Флор, везёт, и обман никогда не раскроется, потому что подобные ей – это исчадия ада в моём понимании. Ненавижу… всем сердцем… и он бы орал, бегал вокруг костра и плакал горькими слезами, когда понял бы, что моя жестокость была не к ней, а к нему. К этому подонку, оставшемуся в той ночи зверем моего сознания.
– Господь всемогущий, Эмира, очнись. Что ты говоришь? – Шепчет Грог.
– Не нравится? Мне тоже не понравилось то, что она выползла и выжила. Я бы хотела узнать утром, нежась в своей кровати, что она была насажена на ножку стула и истекла кровью. Жаль. Тебе нет? Какие вы все добрые, меня сейчас стошнит, – кривлюсь от отвращения
