style="font-size:15px;"> Анеис Панатакис обнажил кинжал.
– Кхтонитарксот, Йахве, Эвламо, теперь он обладает душой. Касайся лишь рукояти, клинок убивает. Мне пришлось найти воистину безумного демиургоса, кузнеца воды, последние дни разложения, тело расплескивается во все стороны черным поветрием; только он сумел вморфировать яд в металл. Ирга, из жала мантикоры, убивает все живое – прикоснись – обуглит кожу, оцарапай – и яд попадает в кровь, всади глубже – и даже кратистос не совладает. Береги его от воды и ржавчины, эстлос. Держи в холоде и темноте.
Кинжал с халдейским клинком – узкий язык светлого металла, волнистый, будто лист гевеи, будто пламень, змея нападающая,– что одновременно указывало и на его предназначение: это было оружие против Формы, не Материи. Господин Бербелек, конечно, не верил в эти магические бредни, с трудом сохранял равнодушное лицо, когда Панатакис несколько минут бормотал бессмысленные ономата барбарика,– но должен был признать, что получилось прекрасное оружие. Когда господин Бербелек взвесил его в ладони, по спине пробежала дрожь, холодная элегантность вписанной в предмет смерти превращала кинжал в истинное произведение искусства. Демиургос не стал использовать драгоценных металлов, благородных камней, не увлекался резами или орнаментом: гладкая сталь, тонкая гарда, простая рукоять, округлое навершие. Ножны из шкуры крокодила. Прилагались также три ремня с пристяжными пряжками; протянув ремни сквозь симметричные отверстия ножен, можно было привязать кинжал к поясу, к руке, к ноге. Четвертый ремень удерживал сам кинжал, случайно вынь его и дотронься до кожи – и это вызовет как минимум воспаление.
Господин Бербелек, конечно же, не сказал Панатакису, для чего ему необходимо столь смертоносное оружие. Впрочем, и не нужно было: он явился к купцу (на этот раз к нему домой) на следующий день после приема у эстле Лотте – а вся Александрия уже только и говорила, что о покушении на Исидора Вола.
– Тихо, говорю, тихо и без свидетелей! – качал головой Анеис, доливая Иерониму травяного вина, оптовым экспортом которого в Гердон он старался заинтересовать совладельца НИБ. Они сидели на покрытом в несколько слоев коврами полу широкого балкона, пять этажей над главной улицей Картака, нового индийского квартала.– Вот как убивают. А здесь? Это халтура, портачество и оскорбление богов! Тьфу!
– Вол теперь из дома ни на шаг; им пришлось бы его штурмовать.
– Ха! И вот вопрос: откуда они знали, что он придет к эстле Лотте? И ведь – знали с таким упреждением, что успели организовать антропардов! Не хотел бы я нынче оказаться в шкуре домашних Вола, он ведь уже не удовольствуется просто клятвами.
– Верно, ты ведь вел с ним дела.
– С десяток лет, да. Даже надеялся, что он женится на Майе. Может, и к лучшему, что ничего из этого не получилось…
– Однако это был умный ход,– сказал господин Бербелек,– с антропардами: только они могли пробраться на землю
