это там есть, а не вижу больше.
Нависла угрюмая пауза.
– Покинула меня моя ме-ме-мечта, вали-вала, – удрученно пояснил хозяин. – Ушла, залетная. А мечта – это ж радость. Разворачивается шире, шире… А там глядишь, жить за-манчивей. Теперь-то ты понимаешь, почему не могу я здесь больше?
– Что так? – ничего не понял Егор и сел на стул.
– Пока видел деревню, мог в городе, а как перестал видеть – крышка! Пора назад.
– А… а Зоя Спиридонна?..
– А что Зоя Спиридонна?
– Знает?
– Ну.
– А мы… как же… это самое… Я пришел просить руки… А вы?..
– А я в деревню. Вот так. Я же не знал, что ты придешь. Если бы знал, повременил. А ты пришел, я уж собрался. – Он опять схватил себя пятерней за грудь. – У меня тут, знаешь, все перегорело, одни головешки. Город этот – видеть не желаю! Стены эти, машины. Воздуху нет! Тесно мне тут, душно. У меня в деревне свояк – лучше однополчанина. Сестра жива, племянница. Что я там, работы, что ли, не найду?
– А здесь-то, в городе?
– Люди, вали-вала, люди не те. Людей нету. Лес.
– Ну как же лес… Все в город стремятся.
– А я хочу встать пораньше и глядеть, как коровы на заре в стадо идут. В поле хочу, чтоб ужи там, змеи… ну, всякая пресмыкающая вещь. Люблю это все. Деревенский я – и крышка.
– Хорошо, ну а Даша как же?
– А про Дашу ты правильно спросил. Хорошая она девушка, добрая. И ты парень неплохой, как погляжу. Потому как деревенскую кость, ее всегда заметно. И мечта у тебя имеется. Это главное. Значит, не пропадет наша Дашка. Верно, мать? – вдруг спросил он, глядя через плечо Егору.
Егор порывисто оглянулся и с испугом заметил в сумраке прихожей тихую фигурку, притулившуюся где-то меж вешалками и зеркалом. Ее бы и не видать было из комнаты, если бы не платочек белый, чистенький, с аккуратным узелком под подбородком, каким обычно повязывают голову старушки. Егору стало не по себе оттого, что не заметил у себя за спиной появления Дашиной мамы. Мама стояла на месте, как изваяние, и теребила кончик платка. Егор открыл было рот, чтобы представиться, но его опередил Кузьмич, который бойко шаркнул мимо него и огорошил супругу:
– Зять твой будущий, во как!
Не сказав ни слова, старушка передвинула кончик платка к глазам.
– Егор, – бодро вставил Егор и… поклонился.
– Уезжаешь, Семен? – как будто не видя гостя, слабо всхлипнула мама.
– Да, мать, все, крышка, вышло мое время. Собрался уже, чего уж. И ты перебирайся.
– Да как я квартиру-то брошу? – плачущим голосом отвечала она. – А Дашку?
– А на Дашку теперь у тебя прав нету.
– Чего ты мелешь? Чего ты такое мелешь, отец?
– Гляди! – Кузьмич подпихнул Егора к супруге. – Вот он, жених! Зять твой будущий!
Наконец Дашкина мама выплыла на свет и оказалась хоть совсем еще и не старушкой, но по виду совершеннейшим божьим одуванчиком: маленькая,
