с мыслями о минах с запалами я завалился спать.
8
Утро приходило в терминал с запахом жарящегося бекона. Сама яичница была из порошка – тут уж ничего не поделаешь, специфика оторванной от всего снабжения Базы, – а вот бекон был уже «новым», с федеральной территории, который чужие закупали через Вайоминг. Скудость после гибели мира наступить все же не успела, люди продолжали работать. Еще живя в Канзасе и присматриваясь к окружающим, я заметил, насколько тяжко и старательно они вкалывали. Нет, американцев в отсутствии трудолюбия никто и не упрекал никогда, но кажется, что сейчас уходом в работу они старались заглушить все то, что не давало жить, не давало спать по ночам, то, что возвращалось и возвращалось к ним, – смерть близких, смерть того мира, который они знали, смерть всего вокруг. И странная, нелепая, словно выигранная в лотерею жизнь – иммунитет. Его нет ни у кого, а у тебя вдруг он есть. Вокруг тебя умирает целый мир, а ты сидишь целый и невредимый и просто смотришь на творящийся вокруг ужас. И хоронишь близких, и видишь, как пустеют и пустеют дома, как ты остаешься один на один с самим собой. Именно так мне это описала Люси – женщина из канзасского Гарден-Сити, с которой у меня случилось то, о чем я стараюсь даже не думать, – однажды, когда мы об этом заговорили. Именно поэтому она и была такой… странной, наверное, с постоянно ощущавшимся внутренним надломом.
Как бы то ни было, но для меня, случайного в этом страшном мире человека, за которого здесь даже умерли другие, американское трудолюбие вылилось в форму жареного бекона, хрустящего и пахучего, длинными ломтиками выложенного рядом с желтоватой горкой субстанции, изображавшей омлет. Пара тостов из свежего хлеба, масло и мармелад в компании с никудышным кофе завершили это утреннее пиршество.
Было шумно, звякали подносы, за завтраком болтали, кто-то смеялся, в «мотор-пуле» уже порыкивали моторы заводимой техники, а ко мне так уже и с докладами за завтраком подсаживались. Заодно расспросил Риту о глушителях для больших винтовок и получил первую долю разочарования – не было у нас таких. Жаль.
Странное ощущение, когда смотрю вокруг: вроде лица даже еще не все знакомые и уж точно непривычные, а при этом ощущение того, что я словно домой добрался. Ощущение «своести» на каком-то подсознательном уровне – или что это? Не знаю, но при этом понимаешь, что по большому счету ты свой путь прошел и дошел куда надо. А надо тебе было именно сюда.
А едва я поднялся из-за стола, как появился Марк, державший в руках небольшой бумажный сверток немного странной формы.
– Летишь? – спросил он с ходу.
– Лечу.
– Мы тебе штук шесть вот таких загрузим, хорошо? – спросил он. – Это разбросать надо. Тут все просто – просто высовываешь в окно, дергаешь вот эту нитку и вот за эту петлю держишь, дальше флаеры сами вылетят.
– Грузить не надо, просто к самолету поднесите, – сразу же сказал я. – А загружу я как мне удобно.
– Это понятно, никто и не собирался, – смутился он.
– Давайте, у самолета сложите, Дуг уже там должен быть.
– Сделаем. –
