был благополучно отодвинут быстрым движением ноги в пыльный угол. Морис исчез, но через мгновение послышалось ворчание и звук ударов о стены и дверные проёмы. Ворча и причитая себе под нос, Морис, схватив руками, в неловкой позе тащил перед собой мягкое кресло с деревянными подлокотниками. В очередной раз не войдя в дверной проём, Морис опустил злополучное кресло и, вытерев испарину со лба, стал пристально смотреть на него, видимо, в надежде, что оно оживёт и само сделает все за него. Спустя двадцать минут Морис добился чего хотел. Нет, кресло не ожило… но, развернув его боком, Морис все-таки протащил мягкость для своего зада в кухню, плюхнулся на сиденье. Пальцами вцепился в подлокотники и, развалившись, удовлетворенно выдохнул. Настроение было хорошее, и было наплевать на больную поясницу. Набрав в лёгкие воздух, отстукивая пальцами ритм по подлокотникам, Морис во все горло прокричал припев из песни, играющей на заднем плане. Подмигнул левым глазом, будто перед ним стоял солист и одобрительно кивал, реагируя на скрежет голоса Мориса, и приступил наконец-то к завтраку.
– Чёрт, все остыло!!!
Спустя пару минут Морис вталкивал в себя потерявший прежний вкус завтрак. Еда только с пылу с жару имеет неповторимый вкус, в отличие от той, которую повторно разогрели, именно такого мнения придерживался Морис, но так как готовить повторно было лень, пришлось отойти от своих собственных правил, что было редкостью для ворчуна, и съесть разогретую в микроволновой печи.
На дворе была замечательная погода, да к тому же Морис взял отпуск, и ближайшую неделю можно было не думать о работе и сходить уже наконец-то в музей, где были представлены в хронологическом порядке этапы зарождения практически всех направлений музыки с их ярчайшими представителями. Беззаботность обитала в каждой клеточке тела.
Старые часы издали трещащий звук и пошли. «Чудеса, видимо, батарейки встряхнулись от вибрации», – предположил про себя Морис. В дверь постучали. Морис максимально беззаботно повернул дверную ручку, даже предварительно не посмотрев в глазок, и, выставив улыбчивую физиономию на обозрение пришедшему, был отброшен в сторону. Дверь слетела с петель и, подхваченная мощным потоком чёрного клубящегося воздуха, превратилась в труху. Тёмная, вязкая субстанция расползлась по стенам, разъедая их. Ход часов стал настолько громким, что заложило уши. В дом, стоя на стуле, медленно влетел бледнолицый, на шее была затянута петля. Обмотав концом верёвки запястье, он то и дело дёргал её и, дожидаясь состояния, близкого к потере сознания, ослаблял натяжение, вдыхал воздух и повторял процедуру. Его грудь была раскурочена крупнокалиберной дробью. Не дожидаясь реакции, бледнолицый вытащил одну из дробинок из раны.
– Даже малое несёт разрушение, – прошипел он и отправил дробинку в лоб Морису.
Морис проснулся, обливаясь холодным потом. Пьяный бред ещё не развеялся, справа на кресле сидел мертвецки бледный гость. Морис вжался в сидение, он был до конца не уверен в том, что
