за мной.
– Ну разумеется, – сказал я. – Как скажите, господин Винсент.
Зрение практически вернулось ко мне. Мы стояли в длинном прямоугольном помещении, растянувшемся, как мне показалось, на целую милю. На ровных, покрытых белым глянцем стенах висели странные картины. Походя мимо них, на секунду я улавливал собственное отражение. Например, вместо лица Наполеона видел свое собственное, – издевательски довольное и преувеличенно-приветливое. Между картинами, как солдаты во фронт, тянулись двери, довольно низкие, в них бы не смог свободно войти человек ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Над дверьми висели миниатюрные лампочки, отталкивающие приятным голубым светом темноту. И больше ничего. Ни номеров, ни других опознавательных знаков. Только тихий, практически бесшумный плач доносился сквозь стены. Будто тысячи мертвых душ, пытающихся вернуться в мир живых, были замурованы под толстым слоем старого дерева.
Я чувствовал себя особо уязвимым в этом месте. Как человек без кожи. Как человек без зрения, который идет вслепую до первого оврага. Несмотря на белый глянец, бросающийся в глаза, здесь было очень мрачно, темно и сыро.
– Холодно, – пожаловался я. – Можно мне потеплее одежду?
– Она тебе не понадобится. – ответил Винсент. – Когда ты начнешь умирать, тебе будет не до температурных условий. Эти стены поглотили крики сотни людей. А пол, на котором ты стоишь, впитал слёзы самых маленьких, даже еще не осознавших свою участь, одиноких детей. И никто из них не жаловался на холод.
Винсент взял меня за шею и грубо подтащил к стене.
– Прислушайся хорошенько, – приказал он. – И ответь, до сих пор ли тебе холодно?
Винсент прижал мое лицо к стене. И тогда я ощутил, как внутри старого и изношенного дерева, покрытого тонким слоем глянца, кипит горячая кровь, обжигая мое лицо.
– Отвечай, – сказал Винсент. – Как тебе?
Я попытался выбраться из хватки Винсента, но тот сжал руку на шее еще сильнее.
– Отвечай мне, – повторил Винсент. – Тебе все еще холодно?
– Нет, – сдавшись, проговорил я. – Не холодно!
– Ну хорошо, – удовлетворенно кивнул Винсент. – Тогда представим, что этого диалога не было. Знай, что в доме лучше не лить слёзы понапрасну. Пройдем дальше.
Теперь Винсент точно дал понять, что он мне не союзник. Собравшись с силами, я задал главный вопрос:
– Где я буду жить?
– Ты можешь выбрать любую комнату для своего проживания, – сказал Винсент. – До тебя на сто двадцать седьмом этаже жил Джон Форд. Так как он завершил свое превращение вчера в ресторане, я еще не успел забрать его вещи.
– Джон Форд жил здесь? Можно тогда… другой этаж? Мне не по себе после той ночи.
– Нет. Нельзя.
– Ну что ж, хорошо. Господин Винсент, проинформируйте меня тогда, зачем здесь так много комнат, если я буду жить один?
– Комнаты
