лягушки, которая служила пепельницей, и повела себя скромно:
– Это уж вам виднее. Моё дело – препровождать гостей в ложу и гасить склоки.
– Не только. Ещё распределять бронь.
– Тоже правда. Но решать-то вам.
– Не скромничай. Решает тот, кто предлагает решения. Давай устроим любителю экзамен.
Мне стало худо. Никаких музыкальных познаний у меня нет. Моё дело – смотреть и слушать, как у Нины Дмитриевны – распределять билеты и держать улыбку при появлении именитых посетителей.
Из этого состояния меня вывел вопрос новоявленного экзаменатора:
– Согласны?
Куда мне было деться?
– Что делать? Согласен.
– Тогда так. Я открою вот эту дверь в директорскую ложу. В зале, прямо под ней идёт оркестровая репетиция. Через двадцать секунд я закрою дверь и вы мне скажете, что это за спектакль.
Поскольку всё происходило на антресолях, провалиться сквозь землю было трудно. Разве что на первый этаж. Я уже был готов отправиться восвояси, но мой экзекутор был готов отворить дверь в зрительный зал. Нужно было как-то выиграть время. Я сказал твёрдо:
– Хорошо, только не надо считать вслух: один, два, три. Это помешает мне сосредоточиться.
– Согласен. Замечу по часам.
Дверь открылась.
В зале играла музыка, которой я никогда в жизни не слышал. А может и слышал, но узнать не мог из-за плохой музыкальной памяти. Тем не менее, я зажмурил глаза и изобразил акустическое внимание. На самом деле у меня разыгрывался синдром паники. Но потом произошло нечто неожиданное, то что Пастернак назвал «нечаянностью впопыхах». В голове произошло какое-то розоватое сгущение. Оно заклубилось, рассосалось и дало нужный результат. Так бывает, когда блефуешь в картах и нежданно приходит козырная масть. Мне стало очень спокойно. С тех пор я знаю, что двадцать секунд – это необычайно долго. Они прошли и дверь в зал закрылась.
Я пустил в ход мимику: нахмурил и потёр лоб, тряхнул головой, как бы вычисляя ответ задачи, который вертится на языке, вот-вот придёт, но пока никак не выражается в явном виде. Вдруг как бы схватил решение, и уже уверенно отрапортовал:
– Ну, да! Конечно же «Хованщина».
– Браво! – всплеснул руками экзаменатор. – Никак не ожидал. Ведь это был второстепенный пассаж, да ещё при оборванном начале. Ну и ну! Теперь будем справедливыми, билеты свои вы заслужили. Уж если не вам, такому знатоку, то кому их давать. Оленеводам? Каменотёсам?
– Оленеводы и каменотёсы тоже заслуживают, – примирительно заметила Нина Дмитриевна.
– Да, но для них балет это там, где мужики девок лапают. А девки все в белых тапочках. Высоцкий прав. А мы не в тундре. – И, обращаясь уже ко мне, добавил, – Странно только, что прохладно относитесь к опере.
– Да, о вокале я судить не смею.
– А балет за сколько секунд узнаёте?
Я обнаглел:
