готова… – отцепилась от машины Лукреция.
Возвращение домработницы
Лукреция послушалась и позвонила Тусе.
– У племянницы ребенок в школу пошел, – зевнула Таисия в трубку. – Поэтому я теперь сплю до обеда, потом хожу по театрам или в бассейн. Вот такое существование. Без хлорки уже заплесневела бы.
– Приезжай, я тебя развлеку, – пообещала Лукреция.
– Предложение, конечно, заманчивое. Вперед – в прошлое, да?.. Если за двоими убирать, я согласна. А если как раньше – каждые выходные по пять-шесть человек в гости…
– После твоего ухода мы больше не собираемся вместе.
– Ну ладно, посмотрим… Шмотки у тебя мои еще остались, во что переодеться?
– Туся, ты всегда носила мои шмотки. Бери такси и приезжай.
Увидев Аглаю, Туся бросила на землю чемоданчик и застыла лицом:
– Ни хрена себе выросло! Как это могло случиться? И сиськи, вы только подумайте!.. А я как дура тебе в подарочек… вот… Твое любимое.
Она вытащила из кармана красного карамельного петушка на палочке, запеленатого в целлофан. Лайка взяла его и прижала к щеке, закрыв глаза – проявление крайней степени радости.
– Веди к шкафу, – сказала Туся Лукреции.
Они поднялись на второй этаж, Туся с грустной улыбочкой осмотрела свою бывшую комнату, кровать, канапе у окна, трюмо с пузырьками и баночками.
– Надо же, – заметила она с дрожью в голосе, – духи мои до сих пор…
Лукреция открыла створки гардероба:
– Я как чувствовала, ничего не отдавала и не выбрасывала. Бери себе, что хочешь. Мне в эти вещи уже не влезть.
– Да уж вижу, – с участливым злорадством заметила Туся, ощупывая тесно висящую одежду, и вдруг вскрикнула с ужасом: – И шубку норковую? Ну, Лушка, лучше сразу скажи, что я должна делать за такое.
– Ничего особенного, – отвела глаза Лукреция. – Пойдем в кухню, все оговорим.
– Давай лучше здесь оговорим, – Туся села на кровать. – Я буду на шкаф смотреть и лишний раз обиду в себе замну.
– Да, собственно… – Смрновская пожала плечами. – Это ты говори, что тебе нужно.
– Мне нужно как раньше, чтобы без этикетов всяких, – с готовностью начала перечислять Туся. – Если я вижу несправедливость, должна ее обнародовать. Если надо чего щепетильного сделать, говори прямо и открыто, без намеков, чтобы я потом дурой себя не чувствовала. Можем сейчас и попробовать. Говори, что у вас случилось? Почему ты как поленом шарахнутая?..
Туся частенько и с удовольствием переходила на простонародную речь после того, как в течение пяти лет читала девочке Аглае сказки и объясняла потом смысл происходящих в них кошмаров.
Лукрецию ее навязчивая простота в речи никогда не обманывала, а вот посторонних быстро расслабляла до необходимой стадии болтливости. Когда Туся не была заинтересована в собеседнике, могла отшить с интеллигентной строгостью на английском и латыни, а могла
