летают мгновенно. Почему же ты не попросила их подбросить меня до дому и запихнуть в больницу?
Она была в нерешительности.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хм… Прекрасно чувствую. Только мне, похоже, сделали блокаду позвоночника или что-то в этом роде.
– Что-то в этом роде, – согласилась она. – Есть ощущение, что выздоравливаешь?
– Черт побери, я просто здоров!
– Нет. Но ты выздоровеешь. – Она внимательно посмотрела на меня. – Сказать тебе как есть, Кип?
– Валяй!
– Если бы тебя доставили на Землю, в самую наилучшую больницу, ты был бы «безнадежным случаем». Понял? Ни рук, ни ног. А здесь ты совершенно поправишься. Никаких ампутаций, ни мизинчика.
К чему-то подобному Мамми меня уже подготовила. Я лишь спросил:
– Ты уверена?
– Уверена. И в том и в другом. Ты поправишься. – Вдруг ее лицо скривилось. – Ну и видок у тебя был! Мне теперь кошмары снятся.
– Зачем тебе позволили смотреть на меня?
– Да просто не могли запретить. Я ведь твоя ближайшая родственница.
– Надо же! И кем назвалась, сестрой или племянницей?
– Чего? Да я и есть твоя ближайшая родственница.
Я чуть было не сказал, чтобы не придуривалась, но вовремя прикусил язык. Мы единственные представители рода человеческого в радиусе ста шестидесяти триллионов миль. Как всегда, Чибис была права.
– Так что пришлось давать им разрешение, – продолжала она.
– На что? Что они со мной делали?
– Ну, сначала сунули тебя в жидкий гелий. Продержали там целый месяц, а я была вместо морской свинки. Потом, три дня назад – три наших дня, – дали тебе оттаять и приступили к восстановительным процедурам. С тех пор ты поправляешься.
– А сейчас в каком я состоянии?
– Ну… ты снова отрастаешь. Регенерируешь. Кип, это не кровать. Просто так выглядит.
– А что же это?
– У нас нет подходящего термина, а их слово я не смогу произнести – слишком высокие звуки. Но все, начиная отсюда, – она похлопала по простыне, – и донизу, целая комната под тобой, – все это тебя лечит. Ты весь в проводах, как сцена на рок-концерте.
– Хотелось бы посмотреть.
– Боюсь, что нельзя. Ты еще не знаешь всего, Кип. Им пришлось срезать с тебя скафандр.
Это меня ужалило в сердце сильнее, чем известие о моем плачевном состоянии.
– Что? Оскара! Его разрезали? Я имею в виду мой скафандр.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. В бреду ты постоянно обращался к Оскару, да еще и отвечал вместо него. Иногда кажется, что ты шизик, Кип.
– Ты спутала, малявка, – это раздвоение личности. А ты, кстати, параноик.
– Да это мне сто лет известно. Но я хорошо адаптировалась. Не желаешь ли повидать Оскара? Мамми сказала, ты захочешь, чтобы он был рядом. – Она открыла шкаф.
– Погоди! Ты же сказала, что его разрезали!
– И
